Синдром Золушки. Михаил Воронков
Алексом. – Думала, руководство поменяют, хоть зарплаты народу прибавят…
Алекс инстинктивно втянул голову в плечи и усилием воли подавил желание начать рассматривать свой, только что выданный Петровым, дорогой телефон.
Услышав про новое руководство, очередь загудела. Казалось, каждому было чем поделиться с окружающим пространством по этому поводу. Интересно, а наедине с собой они бы тоже не нашли ничего лучшего, чем ругать новых менеджеров, только приступивших к работе? Или же эта жажда справедливости была явлением сугубо коллективным?
Алекс, мысленно проклиная свой костюм американского пошива, разглядывал потертый мелкий рубчик чьей-то спины перед своим носом. Непонятно почему, ему было неловко, что он только топологически составлял с этой очередью единое целое и что очень скоро люди поймут, что он не свой, а классово чуждый представитель того самого нового руководства. Хотелось как-то незаметно выскользнуть из очереди и, может, прийти за деньгами в другой день. Но деньги были действительно нужны, к тому же нужно было купить салаты для вечеринки.
– В самом деле, – успокаивал себя Алекс, – ведь я стою в этой очереди, чтобы точно так же получить свои честные, обещанные контрактом деньги.
Он искренне обрадовался, когда сутулый потертый рубчик освободил окошечко кассира. Молча протянул паспорт. Алекс решил, что будет, как и все россияне, без удивления и всяких вопросов протягивать по первому требованию свой паспорт. Почему-то штатовские права воспринимались охранниками, вахтерами, кассирами, чиновниками и полицейскими не как проверка на здравый смысл и абсурдность ситуации, а как неуместное издевательство.
Кассир, до этого не подымавшая на посетителей глаза, пристально посмотрела на Алекса и сокрушенно, как ему показалось, покачала головой. После этого она начала выкладывать перед Алексом кипы наличных денег, так как крупных купюр у нее почему-то не оказалось. Испорченный американской цивилизацией, Алекс никогда еще не видел такое количество бумажных денег. В Штатах он редко при себе имел более одной двадцатидолларовой бумажки, да и то на маловероятный случай ограбления на улице: если вообще не иметь с собой денег, то могут и побить.
Разноцветные купюры заполнили весь маленький подоконник, и Алекс принялся неловко рассовывать бумажки по карманам пиджака. От вида такого количества денег он почувствовал, что на лице у него непонятно откуда появилась глупая улыбка.
– Это мне по контракту, – зачем-то сказал он стоявшей за ним женщине. Враждебное молчание очереди в нарушение всех законов акустики нарастало. Алексу стало стыдно, и он уронил пятитысячную бумажку. Поднимал он ее не глядя, с застывшей улыбкой, как дрессировщик тигров, поднимающий случайно упавшую во время выступления плеть. Ему было ужасно неловко, что люди, фактически заработавшие для него все эти деньги, вынуждены перебиваться какими-то грошами. Что им самим не хватает на холодильники, на юбилеи, на поездки в отпуск, на жизнь. «Обязательно