Ахматова, то есть Россия. Анна Пивковская
с Гумилевым обещало желанную перемену, сулило совершенно иную жизнь: яркую, артистическую и, прежде всего, – новую.
Они обвенчались 25 апреля 1910 года в сельской церкви в Черниговской губернии. В свадебное путешествие отправились на месяц в Париж. В Париже прокладывались новые бульвары, женщины носили брюки попеременно с элегантными платьями, а книги стихов покупались парижанами, прежде всего, ради интересной виньетки и художественного оформления, как написала в очерке «Коротко о себе» Ахматова. Она писала также, что французская живопись поглотила французскую поэзию. Весну 1911 гола Ахматова тоже провела в Париже, на этот раз самостоятельно. Она жила на третьем этаже здания XVIII – го века на улице Бонапарте. В это время она ближе познакомилась с Амадео Модильяни, никому не известным художником. Это был полный очарования молодой человек 21 года от роду. Взаимное восхищение Ахматовой и Модильяни принесло в ту весну много набросков и рисунков. Ахматова вспоминает: «Его не интересовало портретное сходство. Интересовала поза. Он рисовал меня раз двадцать. Он был итальянским евреем, низким, с золотыми глазами, очень бедным. Я сразу поняла, что у него большое будущее. Почти все рисунки пропали в первые годы революции в нашем доме в Царском Селе. В доме квартировали красноармейцы, которые сожгли рисунки Модильяни. Попросту пустили их на самокрутки».
На вопрос, было ли знакомство с Модильяни для нее важным, Ахматова ответила: «Как счастливое воспоминание, наверняка». Всего несколькими штрихами Модильяни умел передать все то, из чего складывалось несколько декадентское, неповторимое очарование Ахматовой. Высокая, гибкая, податливая, она как бы состояла из одних только перегибов, худых рук, длинной шеи, характерного наклона головы и маленькой горбинки на носу. Идеальная модель, со строением тела настолько прорисованным, что оно могло бы почти полностью лишить собственной воли воображение художника.
Амадео Модильяни учился у итальянского импрессиониста Джованни Фаттори. После окончания учебы перебрался в Венецию, где познакомился с футуристической живописью, а затем в 1906 году поселился в Париже. Жил на небольшие деньги, присылаемые ему матерью. В своих «Воспоминаниях» о нем, которые Ахматова намеревалась включить в свою автобиографию и наброском которой были «Страницы из дневника», поэтесса пишет, что во времена их знакомства он был совсем убогим, и трудно было понять, за счет чего он живет, а как художник он в те времена не имел еще и тени признания. Но он никогда не жаловался. В Люксембургском саду они всегда сидели на скамейке, а не в платных креслах, иногда, в дождливые дни – под большим черным зонтом.
Ахматова со свойственной ей проницательностью заметила: «Вероятно, мы оба еще не понимали одной существенной вещи: все, что с нами происходит – это лишь предыстория наших жизней: его – очень короткой, а моей – очень долгой. Дыхание искусства еще не испепелило, не исказило этих двух существований, для нас это должен был быть светлый, легкий час перед рассветом. Однако будущее, которое, как известно, бросает тень задолго