С неба не только звезды. Марк Казарновский
пятно тоже помню. Ирка, соседка, на нашем же заводе переводит документацию. Которую, как по секрету говорят, мы скоммуниздили где могли. Она как заболтается с моей, так всегда одно и то же. Ложечку с вареньем так изящно двумя пальцами держит, что обязательно капля другая на скатерть. Хоть газетку подстилай.
В общем, ладно. Скатерть есть. Дальше обратился все-таки к Марусе. Насчёт тарелок, тарелочек и – я даже список ей подал.
К моему удивлению, не стала базарить, а так кротко говорит: чем могу.
Вилки, ложки и прочее мне достала зав библиотекой.
Вот однажды в субботу я все и проделал. Умылся после работы, надел рубашку сиреневую. Правда Маруська сказала, чё я это я надел стиранную. Взял бы бежевую. Ну ладно, сдержался.
Предложил Марусе просто поужинать в столовой. Чё мы все время на кухне, там и повернуться негде двоим. А нас четверо и ещё мама.
И что думаете. Нет, не ожидаете. Маруся – согласилась.
– Чё, правда, только ужинать? Или кто припрется.
– Нет, никого не будет. Только мы да дети. Да твоя мама.
Вот так накрыли на стол. Ребята суетились, им в интерес. А когда мама вышла, да я ее ручку взял и на стул во главе стола усадил, тут уже начались только охи да ахи.
Мама все говорила – гляди, Маруська, счас снег пойдёт. Но меня по руке поглаживает.
Вот так мы отужинали в субботу. Тихо, никто не сгрубил ни разу. Вроде все как бы понимали, что что-то происходит. А что – пока словами выразить не могли.
Но вот когда Маруся внесла супницу, да с горячими пельменями (в заводской столовке продают всегда), то тут уж даже дети тихонько завизжали. А к ней, я начал объяснять, сверяясь со списком, помимо тарелок, ещё подаются салатники – для солений, маринадов; да селедочницу – это разбавить пельмени, и ещё приборы для горчицы, перца, уксуса, сливочник, соусник и хренница. Дети только изумлённо шептали – вот это да-а-а-а.
Закончилось все спором, кто будет убирать посуду. Хотели – все.
Уже ночью, благо завтра воскресенье, можно и не спать сразу, Марусе я все рассказал. И про Моисеевича, как мы с ним посидели, и про его семью. И про шабат.
Маруся все восприняла пылко. «Мы теперь и дети наши – мы все, выходит, шабатники. То есть по субботам мы теперь евреи», – и целует так жарко, что и думать дивлюсь, откуда что взялось. Неужели от этой субботы. Нет, значит, правда, есть в еврейской нации какое-то колдовство.
Но эксперимент я решил продолжить.
Через субботу позвал гостей. Немного. С цеха – Петьку Рахматуллина. Да учётчицу Калину – ей давно Лёха нравится. Ну и Лёху, конечно.
Все было быстро. Мои ребята накрыли стол. Зажгли свечу. Из спиртного – только портвейн. Другого красного и в помине нет. Конечно, супница. Опять пельмени. Но они хоть и из столовой, но раз от разу все вкуснее и вкуснее. И все. Сидим. Спокойно так ведем беседу. Моя Маруся, заводная, а сейчас – как на выданье. Ну, конечно, кто что видел в кино. С чтением – туго. Никто ничего, оказалась, вообще не читал.
Тут вылез мой Данилка, 11 лет уже.
– Как