Птица в клетке. Кристин Лёненс
я не нашел – ни в отцовском кабинете, ни в какой-либо другой из верхних комнат. Но я своими глазами видел, как отец взбежал по лестнице с коробкой, а спустился без нее; не могла же она испариться. Не было ее даже в самых маловероятных местах – я обшарил каждый угол. Это уже смахивало на какое-то безумие. Притом что раньше я был левшой, мне, понятное дело, оказалось проще вытаскивать различные предметы на свет, нежели аккуратно убирать, и под конец я уже как попало рассовывал по местам коробки, письма и бумаги. Как ни удивительно, мне попалось старое, еще гимназических лет, фото моего отца: его решительное лицо выделялось на фоне инфантильных физиономий одноклассников. Помимо этого, я обнаружил иностранную валюту, очень приличные табели успеваемости за начальную школу, курительные трубки со сладковатым запахом табака – но ничего похожего на то, что мне требовалось. Раз за разом я сдавался, но тут же возобновлял поиски.
– Что ты там делаешь, Йо-Йо? Что ты задумал? – окликнула снизу моя мать.
– Ничего, – только и ответил я, и она попросила меня спуститься, чтобы составить ей компанию.
Я посетовал на долгие отлучки отца, а она вдруг сказала, что как раз собирается пойти к нему на завод. Получив разрешение отправиться вместе с ней, я приободрился: это был шанс разузнать, куда делась головоломка.
До завода, расположенного за восточной окраиной, пришлось ехать через весь город на трамваях с тремя пересадками, мимо Двадцать первого района под названием Флоридсдорф, а это уже не ближний свет. Любой мужчина поймет, какое я испытал унижение, когда старушка-пассажирка уступила мне место, но я вынужден был сесть, потому что в вагоне становилось душно, а я еще недостаточно окреп, чтобы выдержать все торможения и ускорения. На последнем трамвае мы вместе с горсткой пассажиров доехали до конечной остановки. Я вышел из вагона, и мама вцепилась мне в руку сильней, чем обычно; думаю, ей бередил душу вид разбомбленных домов, чьи стальные ребра торчали из каменных желудков. До завода было довольно далеко, и я присаживался на скамейки, чтобы передохнуть, а мама была только рада поставить на землю свою корзину. Район оказался, мягко говоря, безрадостным. Там высились пивоварни, мукомольные фабрики и другие предприятия, размерами намного превышавшие отцовский заводик, чьи дымовые трубы, похоже, были повинны в том, что над всей промышленной зоной нависал рваный потолок из облаков цвета серого камня, грозивший рано или поздно раскрошиться и рухнуть.
С раннего детства я терпеть не мог ездить на папин заводик. Он распространял по всей округе невыносимые запахи, из-за которых я еле дышал, чтобы не впускать их в легкие. На меня накатывала дурнота, как физическая, так и умственная. Я воображал, что вхожу в какую-то звякающую, плюющуюся машину, у которой чрево – раскаленный котел, сердце – дребезжащий насос, артерии – трубы, а сам я вообще ничего собой не представлял – какой-то шкет, праздный зевака. Не принося никакой пользы этой машине, я был для нее просто мусором.
В