Алмазный эндшпиль. Елена Михалкова
близнецов. Самое смешное заключалось в том, что Моня и Сема даже не были родственниками.
Яша снова вынырнул наружу, укоризненно посмотрел на дядю. Верман взял его на работу всего пару месяцев назад. По мнению Яшиной мамы, ее сын был жутко талантлив: он выучился в Москве на химика и даже уехал работать в Китай. Однако через год вернулся обратно – без денег, одичавший и голодный. Облившись слезами над сыном, мама упросила Моню помочь мальчику.
О своей прежней жизни Яша говорил неохотно. У Майи сложилось впечатление, что в Китае он что-то натворил и сбежал от сурового китайского правосудия. Что бы это ни было, но с тех пор меланхоличный Яша вел себя тихо, а с дядей пререкался исключительно из любви к искусству.
Правда, имелся у них один постоянный повод для стычек. Повод назывался «Кулек и Повар».
Под этими живописными кличками скрывались два Яшиных приятеля: Данила Кульков и Коля Порошин. Оба – источник непрекращающейся головной боли для Мони Вермана.
Данька Кульков получил свое прозвище вовсе не из-за фамилии. У мелкого, тощего парнишки вечно были полны карманы семечек. В свободную минуту Данька основательно усаживался на корточки, вытаскивал пригоршню и поклевывал, лихо сплевывая шкурки. Чисто голенастый воробей, поглядывающий на свою стаю орлом.
Как-то раз эту картину увидела, возвращаясь из школы, учительница русского языка и литературы.
– Фу! – осуждающе сказала она.
– До чего же бескультурно! У вас даже руки черные от этой гадости. Заплевали все вокруг! А ведь вы умные, воспитанные мальчики!
«Умные, воспитанные мальчики» глумливо заржали. Все, кроме Даньки. Он цыкнул на остальных и заверил, что такое больше не повторится.
Через несколько дней учительница вновь обнаружила Данилу, сидящего в любимой позе возле школьного забора.
– Кульков! – трагически воскликнула она.
– Как же так?!
– Спокойно, Верыгнатьевна, – веско сказал Данька. Распрямился, предъявил оторопевшей учительнице газетный кулек и лихо сплюнул туда шелуху.
– Во! Все культурно, как в музэе!
И с тех пор всегда таскал с собой сложенную газету, из которой мастерски крутил кулечки. С того же дня прозвище «Кулек» прицепилось к нему крепко-накрепко, как застрявшая в зубах шелуха.
Его закадычный приятель, Коля-Повар, заработал свое прозвище раньше. Коля Порошин был здоровенным увальнем с огромными руками-лопатами и круглой, как колобок, головой. Он производил впечатление глуповатого безобидного парня. Но дразнить его опасались: Коля тут же выходил из себя и молотил тяжеленными кулаками, как взбесившаяся мельница, не разбирая, куда попадет. За пару драк его чуть не исключили из школы, но отстояла мать – такая же большая, похожая на гренадера женщина. Щуплого Кулька Порошин слушался беспрекословно, признавая за товарищем ум и находчивость.
Однажды у мальчишек отменили урок труда, и пятнадцать оболтусов согнали в класс к девочкам. Девочки в передниках учились варить суп.
Неожиданно для всех Порошин присоединился к ним. На него с хихиканьем нацепили передник,