Горячее сердце стужи. Евгения Мэйз
ей через год или на какой-нибудь праздник. Они осторожно спрашивали, как у нее дела, говорили, что этот звонок всего лишь желание пообщаться с кем-то посторонним далеким от их семьи и занятий. Тель помнила их всех и каждый раз думала о том, что ее работа лучшее что произошло с ней после переезда. Возможность помогать, сплоченный и дружный коллектив, понимающий начальник и вот такие моменты.
– Теля! – воскликнула женщина, перед этим постучав в окно автомобиля.
Этель вздрогнула и тут же улыбнулась, помахав старой знакомой рукой. Тамара Леонидовна уселась в салон, нетерпеливо забарабанив пальцами по панели. Распахнутая норковая шуба выпустила аромат сладких духов, а еще холодца и даже укропа. Тель почувствовала, что проголодалась. К черту все эти салатики! Сейчас бы картошечки со сметаной, да с луком и укропом.
– «Метро»! – коротко скомандовала совсем не по-праздничному настроенная женщина, хмуро посмотрев перед собой. – На «Преображенку».
Тель кивнула, вырулила давно прогретую машину в один из дворов, а потом еще в один и в еще, наконец влившись в блестящий поток Преображенского вала. Виктор Степанович просил катать его жену не просто так. Два года самоотверженной работы в диспетчерской службе такси сделали какое-то странное дело – Тель стала предчувствовать пробки. Она просто вертела баранкой, лезла в иной раз загроможденные дворы, получала первые нагоняи от Виктора Степановича, но в итоге добиралась даже раньше тех, кто положился на рекомендации программ.
– Что-то случилось?
– Все, как всегда. Я закупилась сырами. Ты же знаешь, что сейчас год крысы. Она милая любит их. Маасдам с пятьюдесятью процентами жирности должен был пойти на салат, а вот тот который выше – в сырную тарелку. Ореховый вкус лучше чувствуется в жирных сортах и прекрасно подошел бы под шампанское, сладкий чай и утреннее кофе.
Тель смотрела на дорогу, дворники то и дело взмахивала ресницами, отгоняя сыпавшуюся снежную стружку. Радио можно было не включать. Ее спутница прекрасно справлялась со звуковым сопровождением.
– Я всегда беру больше, но в этот раз сглупила. Остался жалкий кусок – ни два, ни полтора. В салат конечно же хватит, но за его вкусом не будет чувствоваться вкус шампиньонов. Ты знаешь. Они сейчас такие.
Этель знала, что они все безвкусные и никогда не сравнятся с самостоятельно найденными и высушенными белыми грибами, да и любыми другими собранными в осеннем лесу.
– Надо положить их в морозилку, – проговорила Этель, вспомнив мамину хитрость. – Они дойдут.
– Да? – удивилась Тамара Леонидовна. – Не знала.
Этель кивнула, пропустив тонированную “BMW”. Они обязательно успеют, а этому значит нужнее.
– Только надо дать время полежать.
Тамара Леонидовна скривила губы, но не в презрительном выражении, а в том, который означал “ну надо же!” и вновь заговорила, рассказав, что во всем виноваты дети, которые настрогали бутербродов себе, отцу, Лерке.
– Сами привезли мне эту сырорезку