Фатум. Том третий. Меч вакеро. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
У их оснований на тростниковых циновках, а то и прямо на земле, сидели группы людей; глаза хмельно сверкали в отблесках костров, слышался хохот и жадное чавканье. Близ церкви звенели переборы гитар и живо играли скрипки.
Обходя земляные печи, Луис вспомнил, как готовили ассадо кон куеро,– целое театральное действо: выпотрошенных быков для начала отбили цепами; после чего напичкали доброй арробой35 специй и трав; а уж только затем целиком на ремнях опустили в специальные ямы. Скрывище это мужчины заложили пластами земли в три ладони, а женщины запалили над ними огонь. Костры были разведены трескучие: огненные столбы в шесть ярдов высотой взлетали выше сторожевой вышки, отогнав народ жаром футов на сорок.
Теперь же ямины были пусты, но продолжали дышать печеным мясом и проперченным зноем. Повсюду валялись обглоданные мослы и ребра. Стаи собак, тупеющие от лихорадки нетерпения, хватали их на лету; крошили в сладкую пыль и, рыча и трясясь от жадности, набивали дохлые животы до барабанного звону. Всюду мелькали лоснящиеся от жира лица и локти краснокожих; сыпались подзатыльники и ругань мамаш на нетерпеливые руки и головы детворы, когда раздавалось мясо.
– Хороший праздник – день Святого Хуана!
«Сытый Живот» – окрестила его краснокожая паства. «Что ж, в десятку,– отметил Луис,– индейцы всегда называли дерево деревом, а жабу – жабой».
Капитан и сам испытывал приятную сытость в желудке, в голове изрядно шумели пары золотой текилы с хитрой добавкой тулапбя – кукурузного самогона.
Жидкость решительно годилась для многого, и монахи, зная об этом, поощряли изготовление огненного снадобья. Тулапаем можно было заправлять светильники, отбеливать лен и вымачивать кожи, сводить ржавчину со старых ружей и гнать глистогонное для скота… Эта «беда» годилась на многое, вот только пить ее было нельзя: она прожигала кишки как свинец…
И всё-таки ее пили!
Меж тем багровый цвет неба налился гнетущим пурпуром. За стенами Санта-Инез замигали слабые огоньки хижин. Горы Сан-Рафел с востока виделись в этот час могучими челюстями, сложенными из толщи мрака и тьмы, и лишь западная плоскость базальтовых кряжей пылала спелым гранатом умирающего дня.
«ЕГО не берет свинец…» – против воли, словно под палкой, повторил капитан слова отца Игнасио, чувствуя, как в нем накаливается спираль напряжения. «Ужели это правда, что я слышал от нянек еще ребенком? Легенда о Безумном Vaсero… и его Черных Ангелах?.. Нет, нет! Всё —дурь… не верю,– крутилась в голове единственная мысль, ровно заклинание ото зла.– Правда лишь то, что реально».
Де Аргуэлло грязно выругался, ручеек пота сбежал из-под мышек по ребрам. У него было ощущение, ровно кто-то незримый с высоты созерцал лоскутный половик миссии, брошенный людьми у подножия гор. Луис слышал, как свистел ветер, летящий с вершин Сан-Рафел, и в этом холодном шелесте угадывал свое имя, словно этот кто-то звал его из-за опускающегося завеса ночи…
Думы и чувства стали невыносимы: «К
Арроба – 11,5 кг (исп.).