Лестница. Александр Житинский
город производит юное и прекрасное впечатление, будто никогда не раздавался здесь, на набережной, топот тяжелых копыт Медного всадника, а там, в глубине дворов, словно не прятал бледный юноша тех страшных, омытых кровью драгоценностей. Все ярко и сильно в невской панораме, спокойно и величаво.
Но выйдите из дому декабрьским вечером, когда нет еще настоящей зимы, когда несется и слепит глаза мутный снег; пойдите вдоль Фонтанки, черная вода которой выделяет пар и кажется потому горячей; пройдите под окнами серого здания, что смотрит на Михайловский замок с подозрительностью и угрюмством; взгляните, наконец, на сам этот замок – и как знать, не мелькнет ли тогда на том берегу наклоненная против ветра фигурка человека в длинном плаще и не задрожит ли каменный мост, вспоминая могучий топот? Все неверно в той же панораме, да и нет ее самой – она скрыта за снегом.
…Пирошников, покинув проклятую лестницу, передвигался по чужой квартире. Коридор был как коридор, довольно чистый: стоял комод, накрытый кружевной салфеткой, на вешалке висела одежда. В конце коридора был поворот направо, видимо в кухню, а слева, на некотором расстоянии друг от друга, находились три крашеные двери, лишенные особых примет, все три с английскими замками.
Пирошников подошел к средней и, не успев даже как следует обдумать дальнейшее, толкнул ее. Дверь распахнулась, что отнюдь не удивило нашего героя, приученного уже предшествовавшими событиями ко всему странному.
Теперь перед ним открылась комната, довольно просторная и с высоким потолком, но длинная, как вагон, в конце которой находилось узкое окно с полотняной занавеской. В комнате бросились в глаза шкаф красного дерева, кое-где обитый и поцарапанный, такого же дерева бюро с ящичками, стол, а у другой стены диван со смятой постелью. На диване, поджав под себя ноги, сидела молодая женщина во фланелевом халатике и причесывалась, глядя в стоящее перед нею на стуле зеркальное стекло без рамы.
Женщина эта не повернула головы к гостю, вообще никак не показала, что замечает его, может быть потому, что была увлечена своими волосами, кстати, имевшими красноватый оттенок и не очень длинными.
– Простите, – начал Пирошников, но женщина, опять-таки не поворачивая головы, не дала ему задать вопрос, а сказала совершенно спокойно, будто ждала его уже давно:
– Раздевайтесь и садитесь. Сейчас будем пить чай.
– Но я вовсе не за этим пришел, я хочу только…
– Это вам кажется, что не за этим. Именно за этим. Садитесь, говорю я вам! И не будем с самого начала осложнять отношений.
Она говорила так, словно знала наперед, что случится, и уже разработала некий план; впрочем, в голосе ее тоже чудилась доброжелательность, и Пирошникову на миг показалось, что он ее где-то видел, что, возможно, это и есть вчерашняя незнакомка. Поэтому он, решив окончательно отдаться случаю, снял свое пальто и повесил его у двери на гвоздь.
– Под шкафом тапки, – сказала женщина, внося последние штрихи в прическу.
Пирошников