Подземная Москва. Глеб Алексеев
1800 лет, вплоть до Наполеона и адмирала Синявина. Я должен объявить Прямо: рагузянская республика никакого отношения к моему рассказу не имеет, но Фредерико Главич имел неосторожность как раз именно там родиться. Это был человек лет шестидесяти пяти; по Атлантическому океану плавало восемь пароходов, на кузовах которых кованым серебром было выписано его имя; в мировую войну он заработал миллиарда два на селитре, поставляя ее одинаково и в Германию и во Францию; его живот висел, как мешок с золотом, а синеватая, густого жира, рука крепко держала банки не только Адриатического побережья. Жизнь этого человека истекала сплошным «днем отдыха». По утрам он завтракал целым петухом, газеты ежедневно обзывали его далматинским Морганом, у него была великолепная любовница – блондинка с вымоченными в водороде волосами, и разве только славы, настоящей европейской славы, от которой пахло бы уютом собственной яхты и банковским концерном на всю Среднюю Европу, недоставало этому «золотому ослу», как называли его под шумок в портовых далматинских кабачках.
Впрочем, если газеты менее трех раз в день упоминали его имя, – Главич плевал в стакан кофе. Кончено! Аппетит был испорчен! Но если бы дело ограничивалось только испорченным аппетитом… В тот же день летели телеграммы в Лондон, и фрахт шести пароходов, отходивших из Кардифа, начинал колебаться так, словно пароходы трепало где-нибудь у Азорских островов мертвой зыбью; на чилийских фабриках начиналась очередная паника по случаю снижения заработной платы, и невзыскательные краснокожие, одев мокасины, клялись, что они объявят наконец забастовку, а по Далмации поднималась цена на соль: нередко кроме банков у «золотых ослов» есть тяга к предметам первой необходимости.
В тот день в социалистической газете Фредерико Главич был обрисован во всей красоте: с такими изумительными ушами, каких сроду не бывало даже у самого возмутительного осла. Под ослом же была малоостроумная подпись:
Золотой осел, но не Апулея[17].
Фредерико пил утренний кофе в беседке среди одуряющего запаха левкоев. Над беседкой – лев выразительно держал в серебряной лапе землю. Кресло, в котором он сидел, блестело золотом. На лбу блондинки Кэтт в то памятное утро покоился большой синецветный бриллиант: миллиардер находил, что его любовница может позволить себе роскошь менять цвета бриллиантов каждый день.
Главич плюнул в кофе и отодвинул стакан.
Тогда Кэтт сказала:
– Вы должны наконец решиться на предложение этого негодяя. Это будет вам стоить миллиона два, но тогда вы поедете в Рим и вас примет папа. Тогда, я смею это думать, ваше имя войдет в историю культурного человечества… И, наконец, кто знает, где спрятаны эти самые богатства? Может быть, они как раз там и спрятаны?
У Кэтт была восхитительная улыбка. Два года назад эта улыбка сводила с ума одинокого миллиардера, плевавшего в кофе в Спалато. Но в эти два года выяснилось, что одними плевками не завоюешь славы даже Герострата[18].
– Хорошо, Кэтт, – уныло сказал
Апулей (ок. 125 – ок. 180) – древнеримский писатель, автор авантюрно-сказочного романа «Золотой осел».
Герострат – грек из г. Эфеса. Чтобы прославиться, сжег в 356 г. до н. э. храм Артемиды Эфесской (одно из «семи чудес света»).