Служанка. Ð”ÐµÐ»Ð¸Ñ Ð Ð¾ÑÑи
Лорду Штефану тогда всего пять годков было. Граф после того притих, из Старкона в Брод переехал, затаился и лорду Вацлаву на глаза не показывался, очень уж тот невестку свою любил. А десять лет как прошло, так граф опять жену в дом привел – молодую, красивую, образованную. Леди Верика, говорят, в столицах жила, на трех языках говорить могла, на арфе музыку играть умела. Да только не спасло это ее от зверя! Недолго она в графинях проходила. Через три годочка и померла. То ли от страха, то ли от тоски.
Богдана вздохнула, вывернула содержимое большой сковороды в кастрюлю и, помешивая ложкой похлебку, задумчиво сказала:
– Лорд Штефан папеньку не любил. Как в пятнадцать из родительского дому ушел, так с тех пор больше и порог его не переступал. Кто говорит, граф сына выгнал, к юной жене приревновал, а Огнежка-травница сказывала, что молодой лорд сам сбежал.
– А ты откуда все это знаешь? – спросила Златка.
– Так мамашка моя кухаркой у старого хозяина была, лорд Вацлав ее стряпню любил, она ему самолично обеды и ужины в покои носила. Ну а я при кухне выросла, а тут ведь чего только не услышишь? Сама знаешь, к теплу печки все слухи тянутся.
Богдана накрыла кастрюлю крышкой и передвинула на край плиты. А потом села рядом со мной, взяла из корзины большой клубень, и из-под ее ножа зазмеилась тонкая стружка кожуры. На кухне стало тихо. Только дрова в печи уютно потрескивали.
Веки налились тяжестью. Я встряхнула головой, пытаясь прогнать сон, и потянулась за очередной картошкой.
– А он и сейчас горячий, – неожиданно произнесла Златка. В голосе ее послышались незнакомые нотки – томные, тревожные, будоражащие.
– Кто? – посмотрела на нее Богдана.
– Лорд Штефан.
– Что, правду девки баяли?
Златка кивнула, а потом, спустя пару минут, добавила:
– Только вот любовь у него звериная, неласковая. Я как в баню вошла, так у него когти на руках и появились. И клыки. А взгляд такой сделался, будто угли в печи горят – алый, полыхающий. Страшный.
– А ты что?
– Да я с перепугу чуть не померла! А он ко мне шагнул и за руку взял. И все. Пропала я. Это уже потом, как все закончилось, боль почувствовала, а тогда…
Она бросила на меня взгляд и осеклась.
– Ладно, чего уж там вспоминать? Было и было.
Златка поморщилась и неловко повернулась на бок, а я разжала сжатые до боли пальцы. На правой ладони красный след от ножа остался. А в сердце словно кто ржавую иглу вогнал, так оно заныло. Не хотелось мне о любви арна слушать. И не слушать не могла.
– Погоди, я тебе наливки налью, она боль притупит, – подхватилась Богдана. – А ты, на вот, булку держи, – протянула она мне калач, а потом полезла в шкаф, достала пузатый графин, плеснула в стакан темно-красного напитка и поднесла его Златке.
– Вишневая. В прошлом году делала, – пояснила кухарка.
Я впилась зубами в мягкое, сдобное тесто и блаженно зажмурилась. Вкусно. Моя соседка одним махом выпила наливку.
– Сладкая, – улыбнулась Злата.
– Ложись.