Время московское. Алексей Фомин
а сейчас старый стал, слабый…
– Подожди, дед… Тебя как зовут?
– Все меня кличут здесь дед Брунок. А вообще-то имя мое – Бруно.
– Тоже немец? – на всякий случай уточнил Сашка.
– Не… Фрязин я. С острова Мурано родом. Из стеклодувов. Попал в ордынский полон, а оттуда меня батюшка ваш, Василий Васильевич, светлая ему память, взял и в имение свое родовое определил. И столько лет уж я тут; и стекло варил, и… Вы уж, государь, разрешите мне хотя бы постель стелить-застилать. – Дед Брунок с надеждой посмотрел на Сашку. И тут же на его лице появилась довольная улыбка, свидетельствующая о том, что он вспомнил нечто важное для себя. – А одежду почистить? А в прачечную отнести-принести? А в шкафу развесить? Опять же сапоги начистить…
– Конечно, конечно, – охотно согласился Сашка. – А… Спишь ты обычно здесь, у меня?
– Ну да, – кивнул дед на стоящую в дальнем углу скамью, подтверждая Сашкино предположение.
– Спать я теперь буду один. С матушкой поговорю, чтоб тебе хорошее спальное место выделили. Ну а в остальном… Одним словом, не беспокойся. Остаешься моим личным слугой. А сейчас иди, я один побыть хочу.
Успокоившийся, переставший трястись за свою дальнейшую судьбу старый слуга послушно удалился, оставив Сашку в одиночестве.
Информации, свалившейся на него за вчерашний день и сегодняшнее бурное утро, было предостаточно, пожалуй, даже больше, чем достаточно. Сашка пытался уложить ее в прокрустово ложе то одной схемы, то другой, то третьей… Но никак не получалось уместить сразу все, увязать все имеющиеся факты, и хоть как-то объяснить результат с точки зрения здравого смысла, формальной логики и жизненного опыта. Спасительная версия про реалити-шоу, поначалу хоть как-то объяснявшая происходящее, трещала по швам. Уж слишком много нестыковок получалось.
В конце концов, жизнь продолжалась. Дед Брунок принес завтрак на расписном деревянном подносе и вновь удалился. Сашка вспомнил о своем желании побриться, поискал глазами зеркало, взял его в руки и… О ужас! Из зеркала на него смотрел совершенно незнакомый, чужой человек. Был он юн (лет на пять-шесть младше Сашки) и нисколечко не похож на того человека, которого Сашка привык видеть в зеркале, бреясь по утрам. Он ощупал лицо рукой, одновременно наблюдая за этим в зеркале. Никаких сомнений быть не могло. Человек, про которого Сашка мог бы сказать «я», в то же время не был этим самым «я». Да, молодой человек был неплохо от природы одарен физически, ростом и фигурой действительно походил на него. Но лицо! Лицо совершенно иное! И возраст… Мальчишке лет семнадцать-восемнадцать. Соответственно – пух на щеках какой-то клочковатый, похожий на перья. Это был не Сашка. И в то же время – Сашка, потому что Сашка мысленно приказывал: «Подними правую руку! – И человек поднимал. – Сделай стойку на руках! – И человек делал. – Колесо! – И человек делал колесо. – Когда мой день рождения? – И человек называл правильную дату. – День рождения мамы? – И опять правильный ответ. – Фамилия девчонки, с которой я сидел вместе в первом классе? – Тер-Накалян».