Куприян. Михаил Арцыбашев
переспросил Куприян.
– Егор домой пришел! – выпалил Мозявый.
Куприян невольно выпустил из рук вожжу, которую захватил было опять, без причины снял шапку, опять надел ее и пробормотал спавшим голосом:
– Вре…
– Правильно говорю, – с чувством возразил Мозявый. – Зачем врать? Я тебе, Куприян, бестолковый человек, правильно говорю: пришел седни и бабу бил… Матрену!
– Бил? – машинально переспросил Куприян.
– Смертным боем! – с форсом ответил Мозявый. Куприяна передернуло, точно ему сразу стало холодно.
Мозявый захлебнулся от возбуждения.
– Насмерть бил! «Чей парнишка?» – спрашивает… это Федька-то! «Какой, – говорит, – парнишка? Какая причина парнишке быть… – Федьке то есть… – ежели твой законный муж то есть пять лет в отсутствии?» Бил бабу оченно.
Мозявый покачал головой.
– Ну? – хрипло протянул Куприян.
– Ну, Матрена и повинилась: так и так, мол… Потому то есть парнишка, а парнишке без причину никак быть невозможно. Ежели он точно пять лет…
Куприян сосредоточенно молчал, поводя плечами.
– Так ты бабу-то теперича брось. Плевое дело! Егор вчера под винной похвалялся: я его!.. Это тебя то есть. Да! Бутылку сам выпил… Питерский! «Я его!» – говорит… Говорю, брось бабу, и на село – ни боже мой! Ушибет Егор. Серьезный человек… Кулачищи – во!
Мозявый в темноте развел руками.
Куприян вдруг озлился.
– Ну, ну, проезжай! Чего стал?.. Кулачищи! Ты смотри у меня: живым манером лошаденку-то…
Мозявый испуганно взглянул на него и дернул лошадь. Колеса застучали по корням.
Куприян мгновенно успокоился.
– Эхма! – присвистнул он вслед Мозявому. – Фью! Тоже мужик называется! – презрительно сплюнув, добавил он, машинально прислушиваясь к слабому стуку колес, осторожно попрыгивающих по корням и кочкам в глубину леса.
Силуэт мужика, лошади и телеги постепенно стушевывался в темноте, стук становился слабей и слабей, смешался и исчез в шуме дождя. Куприян вздохнул, снял шапку, почесал затылок и задумался.
– Ишь, ты… вернулся, солдатский черт… не сдох, – пробормотал он. – А баяли, дюже был болен… не то помер, не то помрет… Вернулся! Матрена-то теперь, чай…
Чувство ревности и мучительного недоумения охватило Куприяна. Он опять с трудом зашагал по дороге.
«Жаль бабу, – думал он, шлепая по лужам и путаясь в мокрой траве, – забьет ее Егор… Зверь ведь, чистый зверь!.. Да и то, ежели по правде, ему тоже не очень-то… Другая, ежели бы на ее месте, отпор дала бы, а эта нет, не такая баба… смирная…»
Лес опять стал редеть.
II
Между деревьями замелькал свет, бледный и расплывчатый. Дорога выходила в поле.
Куприян постоял на опушке, глядя на село, лежавшее, как куча навозу, посреди голого черного поля, задернутого жидкой навесой обложного дождя.
«Идти, что ль? – подумал Куприян. – Васька, чай, если не утек с перепугу, так, наверное, у Федора в риге ночует».
Он стал медленно подниматься по размокшей черной