Куприян. Михаил Арцыбашев
вздохнул и потупился.
– Одно слово – в гостях хорошо, а дома все лучше! – сострил писарь и сам коротко и с одышкой засмеялся.
Егор Шибаев радостно улыбнулся.
– Что и говорить!
– Вы, собственно, давно из Дерновой?
– Со вчерашнего дня.
– Что так?
– Да такое дело вышло… конокрадишки у нас завелись… У господина земского начальника лошадь свели… хорошую лошадь… Ну и подозрение есть такое, что из наших же деревенских.
– Ну? – спросил Егор Шибаев, очень довольный, что писарь посвящает его в такие дела, о которых с простым мужиком и говорить бы не стал.
– Да-с, – вздохнул писарь, – может, помните Куприяна Тесова… вот, что еще при вас в острог свезли?
– Помню, как же…
Писарь подумал и, окончательно решив ничего не говорить Егору о его жене, продолжал с одышкой:
– Бежал, изволите видеть, и так полагают – его рук дело.
– Такой род у них, – вставил старшина и тяжело вздохнул, потому что боялся за свою тройку.
– Скажите… тэк-с. А каким бы родом мне до Дернового добраться?
Писарь сообразил, пошевелил толстыми пальцами.
– Мужичок тут есть наш. Может, тоже помните: Мозявым прозывается. Так он, надо быть, вскорости домой. Он муку привез господину Твердохлебову, начальнику станции…
Егор Шибаев кивнул головой, хотя совершенно не знал этого начальника станции. Но ему казалось почему-то, что не знать начальника станции неприлично для его унтерского и столичного достоинства.
– Ну, так вот им муку-с… а теперь, надо полагать, и в обратный. Вы попросите его. Он мужик ничего, хороший мужичок.
– А где бы мне его?
– А вот сейчас… Шпрунь, а Шпрунь! – крикнул писарь сотскому, который с начала разговора из уважения к начальству отошел.
– Тут я, – отозвался он густым и хриплым с недавнего перепоя голосом.
– Ты… найди там Мозявого и спроси, не подвезет ли вот их?.. Это ваш сундучок?
– Мой.
– Вот их с сундучком. Скажи: я спрашиваю.
Сотский мрачно повернулся и пошел, топая пудовыми сапогами и стуча палкой. Писарь посмотрел ему вслед.
– Тоже вот… обстоятельный мужик, а только зашибает.
– Бывает, – сказал Егор Шибаев.
Ему было очень лестно, что писарь отзывается при нем о других мужиках, как бы не причисляя его, Шибаева, к ним.
А потому он счел нужным поддержать свое достоинство и, разгладив усы, сказал:
– Вот у нас, в третьей роте, тоже один солдатик, из цыган он, Белокопытин по фамилии, так тоже, ежели трезвый – куда хочешь его ткни, а напьется и – дрянь человек. Уж его и так, и этак… А тоже обстоятельный, как следовает быть, по всей форме солдат…
– Это случается, – согласился теперь писарь.
В это время старшина кашлянул и раскрыл рот.
На платформе показался сотский Шпрунь, со своей палкой и бляхой, а за ним, в оборванном азяме, в стоптанных лаптишках – Мозявый.
– Вот, – сказал сотский,