Русский хан. Владимир Лошаченко
впереди война с монголами. Вторая – я из другого мира, из будущего, и сколько здесь пробуду – неизвестно. Выдал все открытым текстом. Реакция была неожиданной: смех. Что смешного? Ей серьезные вещи говоришь, а у нее все хиханьки-хаханьки.
– Я тебя люблю и хочу быть рядом всегда, – заявила девушка. Война, мол, дело привычное для ее народа, и это не повод, чтобы не создавать семью. Вторая причина: «Ты такой сказочник, чего только ни придумаешь, лишь бы не жениться».
– Ты меня совсем не любишь? – вот и слезинки на щеках.
Пришлось срочно успокаивать – прижал, убаюкал. Люблю, мол, больше жизни и прочие глупости, что говорят в таких случаях. Слово «женюсь» из себя со скрипом выдавил. Слезы сразу высохли, обняла за шею и, глядя в глаза, сказала:
– Ты мой мужчина, я это поняла в тот день, когда ты спас меня от волков.
– А как же отец?
Она только беззаботно махнула рукой. Я обнял Марьям и поцеловал ее, фактически – в первый раз.
Как она потом призналась, для нее мой поцелуй был действительно первым в жизни. У них поцелуи вообще не приняты.
– Скоро праздник, соберутся все родичи, будет много гостей из соседних кочевий, и наверняка несколько молодых ханов приедут свататься. На празднике тебе нужно совершить какой-нибудь подвиг.
– Зачем?
Девушка посмотрела на меня как на сопливого пацаненка:
– Затем, чтобы все увидели – дочь Толгат-хана, принцесса Марьям, выходит замуж за достойного мужчину.
– Ну, подвиг – это всегда пожалуйста, а вот насчет согласия твоего отца сильно сомневаюсь.
В ответ красавица жарко меня поцеловала и предложила отведать всяких местных деликатесов. Попытался разбудить Сынка, дрыхнувшего рядом на кошме, – без толку.
Дня за два до праздника случайно подзаработал полкило золотых монет. На очередной вечеринке у хана я молча попивал винцо да поглядывал на раздухарившихся темников – айран, поди, в голову ударил. Один все нахваливал свою саблю, какая, мол, замечательная и рубит все подряд. Потом до меня докопался – достал в конец, басурманин.
– Спорим, Муса, что я своим ножом твою саблю пополам развалю.
Муса от хохота упал на пол, аж ногами дрыгает. Остальные не лучше – смеются, нехристи.
– Ты, – говорю, – не хихикай. Если не боишься, давай прямо сейчас спор решим.
«На слабо» их взять элементарно, ну чисто дети.
Вывалили все из юрты, включая Толгат-хана. Муса на кон поставил мешочек золота, я – своего «ижака».
– Доставай саблю и держи вверх лезвием, параллельно земле.
В сущности, я ничем не рисковал: сталь, из которой выкован мой нож, больно хороша. Дело не только в ней. Скорость – вот мой главный аргумент. Момента удара, естественно, никто не увидел.
Муса остолбенело смотрел на обрубок своей сабельки и не верил своим глазам. Остальные так заголосили – переполошили всех собак в округе.
Темник