Вьюга юности. Ксения Беленкова
Я хочу к бабушке в Истру! – не давая маме опомниться, воскликнула Саша.
– Это какой-то дурдом! – мама приложила ладонь ко лбу. – Саша, а как же мы?
– А мы в пролете, – папа отхлебнул еще кофе, опустил чашку на стол и, раскинув руки, изобразил самолет.
Воспользовавшись моментом, пока мама ставила папу «на крыло», а проще – повисла у него на руке в бессильной ярости, Саша смылась в свою комнату. В такие минуты она думала, что в отдельно взятых московских квартирах и зимой бывают грозы. Мама что-то кричала про избалованность, дурь, шлею и хвост. Папу слышно не было. Потом не стало слышно и маму. Из кухни доносились странные звуки: как будто одновременно гудели трубы, скрипели двери и текла вода из крана. На самом деле это плакала мама. Затем послышался папин голос. Глухо, как из другого мира, донеслось: «взрослая девочка», «свобода» и «выпор». Хотя, наверное, это был «выбор».
Саша засунула в уши плеер, и отголоски скандала потонули в «Норвежском лесу» Битлз. Пришедшее будто само собой решение поехать на каникулы в Истру теперь казалось единственным спасением. Саша чувствовала всем своим существом: от кончиков пальцев ног, до мочек найденных по утру ушей: «Будь там!»
Этой зимой ей предстоит открыть для себя не жаркую землю Индии и Аравийское море, а знакомый с детства город знакомых с детства людей…
До самого вечера Саша почти не выходила из своей комнаты, изображая, будто занята уроками. Мама с папой не тревожили ее, скорее всего надеясь, что дочь образумится, придет в себя и передумает. Несколько раз Саша слышала, как мама застывала возле двери, не решаясь зайти. А потом они с папой уходили в свою комнату и опять о чем-то шептались, шептались, шептались…
В понедельник Саша впервые после выходного увидела Людку – непривычно бледную и молчаливую. И все же пришлось еще больше расстроить подругу, сказав, чтобы та не ждала сувениров из Индии.
– Ты двинулась, Шарабанова? – Людка была ошеломлена решением подруги. – Променять Гоа на какую-то глушь!
– Вопрос не обсуждается, – отрезала Саша.
В такие моменты Людка понимала, что спорить с подругой или что-то выпытывать не имеет смысла. Обычно мягкая и податливая, Саша порой делала каменное лицо, упиралась как баран, и тогда хоть потоп – не произнесет и звука.
– Любовь-морковь, – протянула фальцетом Людка, изобразив понимание вопроса.
Саша промолчала. Макс Лавров сегодня не пришел в школу, и затрагивать с Людкой тему любви было очень опасно. Глаза ее еще были красные, но внутри, очевидно, зрело что-то серьезное. Вид у Людки был решительный. Но куда-то исчезли доверчивая общительность и многословие. Полетаева переваривала внутри что-то важное и делиться этим пока не хотела. Наверное, теперь она впервые по-настоящему понимала Сашу, которая никогда не любила пустые разговоры о мальчишках, предпочитая все дорогое хранить поглубже: чтобы никто не задел, не ранил…
На последнем в этой четверти уроке литературы их классу предстояла встреча с интересной