звезд, – или все эти факторы действуют одновременно. Так или иначе, в соответствии с этим подходом первичным движителем действия остается человек, который может действовать в качестве одиночного индивида, будучи либо физически изолированным (как Робинзон Крузо, не участвующий в обмене), либо если он следует образцам аскетического поведения (как анахорет, не участвующий в производстве). Но он может выбрать (и чаще всего выбирает именно этот вариант) участие в обмене посредством продажи производимых им товаров и услуг; он может решить сотрудничать с другими людьми, участвуя в действиях, согласованных с другими (координация); либо он может предпочесть делегировать это другим, поручив им действовать от своего имени. Множество индивидов, рассмотренных вместе, могут осуществлять коллективные действия. Аналогично взаимодействия индивидов, формирующих общественное тело, производят то, что можно определить как агрегированное поведение.

Таким образом, методологический индивидуализм не отрицает того обстоятельства, что социальное окружение (институты) влияет на индивидуальные предпочтения и поведение индивидов. Даже если некто утверждает, что предпочтения не являются предметом экономико-теоретического исследования[76], действия индивидов на самом деле являются взаимозависимыми. А поскольку взаимозависимость обнаруживает такой факт, как следование данным наборам норм, нет никаких сомнений в том, что методологический индивидуализм по необходимости отводит центральную роль институциональной картине как в статическом, так и в динамическом контексте.

В заключение скажем, что трудно не согласиться с сутью индивидуалистической позиции[77]. Но если она принимается, методологический спор неизбежно переходит на следующий этап, который занимает центральное место в дискуссии о рациональности: делает ли индивид то, что он на самом деле хочет делать? Действительно ли он поступает согласно своим собственным интересам?

3.3.1. Рациональность и политическое действие

Если ответ на этот вопрос положителен, то творцы экономической политики должны, оставаясь там, где они пребывают, сосредоточиться на экономической конституции, на том, чтобы облегчить для индивида целесообразные действия и взаимодействия с потенциальными сторонами сделок. Как мы знаем, такова позиция австрийской школы. Если же ответ отрицательный, то в сферу экономической политики входит вмешательство, осуществляемое с целью сделать экономического агента более счастливым, несмотря на присущие ему недальновидность и противоречивость его убеждений и желаний[78], либо, выражаясь на экономико-теоретическом жаргоне, несмотря на его ограниченную рациональность[79]. Очевидно, что эта точка зрения отличается от двух разновидностей оправдания экономической политики, представленных в предыдущей главе[80], поскольку в этом случае целью вмешательства является

Скачать книгу

76

[Mises, (1949), 1963, сh. 1], [Мизес, 2012, гл. 1]

77

Для полноты картины нужно заметить, что наиболее авторитетные критики методологического индивидуализма подчеркивают, что на индивидов оказывают воздействия социальные явления (например, обычаи и убеждения) и что поэтому невозможно понять индивидуальное поведение, если игнорировать социальные переменные и социальные взаимодействия (см., например, [Hodgson, 2004, p. 16–29]). Радикальным сторонником противоположного принципа – методологического коллективизма – был, конечно, Карл Маркс, имеющий последователей среди представителей политических наук и социологов, но снискавший лишь весьма ограниченный успех среди экономистов. Подытоживая, укажем, что, как нам представляется, все это приводит к терминологическая путанице, в основании которой лежит отождествление природы экономического агента (индивида или общества, в зависимости от той или иной политической философии), с одной стороны, и того, что порождает действия индивида (гены, категорический императив, усвоенные убеждения, формальные и неформальные правила и т. п.) – с другой. Хотя ошибочность методологического коллективизма настолько очевидна, что здесь нечего обсуждать, первый упрек заслуживает внимания, а ответ на него остается открытым. По нашему мнению, именно эта проблема формирует суть сегодняшних дискуссий о методологическом индивидуализме и определяет важнейшие последствия в отношении роли и природы формирования и реализации экономической политики. См. главу 4.

78

Стандартное объяснение иррационального поведения еще длительное время после Кейнса включало в себя очевидную глупость, хотя на самом деле это качество мало что объясняет. Сегодня под иррациональностью принято понимать два явления. Ошибочная иррациональность порождается эмоциями, страстями, капризами, темпераментом. Обычно она существует недолго и не демонстрирует единого образца. С другой стороны, существует систематическая иррациональность, которая определяется в терминах деонтологического или генетического отставания в развитии. В первом случае (деонтология) индивид действует против своих материальных интересов, побуждаемый своими идеалами и ценностями. В этом случае политическая деятельность мало что может сделать, если только деонтологические склонности не обнаруживают себя в асоциальном и антисоциальном поведении, нанося явный вред остальным членам общества. Во второй группе случаев (генетические отклонения) считается, что индивид часто думает согласно некоторым автоматическим образцам, унаследованным в ходе длительного и очень медленного эволюционного процесса. Поскольку темп генетической эволюции в последние два столетия был значительно ниже темпов социальных и технологических изменений, цель экономической политики могла бы состоять в заполнении разрыва между поведенческими автоматическими образцами, порожденными устаревшими генетическими структурами, и теми видами поведения, которые соответствуют текущему институциональному и технологическому контексту.

79

Мы считаем, что наиболее приемлемым определении рациональности являются «осознанность и расчет (продуманность)», в противоположность «ориентированное на краткосрочную перспективу поведение эгоистичных индивидов, которые не понимают выгод сотрудничества». К сожалению, хотя недостатки второго определения очевидны, многие авторы называют рациональным поведением «действия, направленные на удовлетворение собственного интереса», не добавляя к этому ничего содержательного. Но потом они развивают свои собственные концепции иррационального поведения, подчеркивая, что даже неконтролируемые и инстинктивные действия часто служат интересам индивида. Типичным примером такого рода литературы является широко цитируемая книга [Frank, 1988].

80

Напомним читателю, что в главе 2 отмечалось, что разработка и реализация мер экономической политики оправдываются тем, что (а) они делают возможным достижение общей/социальной цели, в отличие от интересов эгоистичных индивидов, и (б) экономическая политика выправляет множество предполагаемых провалов рынка.