Лабиринт Фавна. ÐšÐ¾Ñ€Ð½ÐµÐ»Ð¸Ñ Ð¤ÑƒÐ½ÐºÐµ
в глаза. Мерзкий крестьянин! Гордый, по голосу слышно, и притом ему хватает ума понять, что тем, кто их захватил, это не понравится.
– Вот, мы при них нашли. – Серрано подал Видалю старенькое ружье. – Из него стреляли.
– Мы охотились на кроликов! – Мальчишка и впрямь гордец, никакого уважения.
– Разве я разрешал говорить?
У старика от страха подгибались колени. Перепугался за сына. Какой-то из солдат сдернул с его сгорбленного плеча сумку на длинном ремне и протянул Видалю. Капитан вытащил из сумки карманный календарь. Такие выдавало крестьянам республиканское правительство. Календарь, похоже, был зачитан до дыр. На задней обложке красовался республиканский флаг.
Видаль, хмыкнув, прочел вслух лозунг:
– Ни бога, ни страны, ни хозяина. Все ясно.
– Красная пропаганда, капитан!
Серрано был горд и счастлив, что не зря побеспокоил капитана из-за двух ничтожных крестьян. Может, они вообще из Сопротивления, борются против генерала Франко вместе с теми, на кого идет охота в этом проклятом лесу.
– Никакая не пропаганда! – возмутился сын.
– Ш-ш-ш!
Солдаты услышали угрозу в предостерегающем шипении Видаля, а глупый молодой павлин ничего не заметил, так рвался защитить отца. Любовь убивает по-разному.
– Капитан, это просто старый календарь!
Мальчишка никак не заткнется.
– Мы просто крестьяне, – сказал старик, стараясь отвлечь от сына внимание.
– Продолжай!
Видалю нравилось, когда этот сброд принимался молить о пощаде.
– Я пошел в лес пострелять кроликов. Для дочерей, они болеют обе.
Видаль достал из сумки бутылку, понюхал. Вода. Тут, главное, не торопиться, тогда насладишься как следует.
Во всем нужен порядок, и в таких делах тоже.
– Кроликов пострелять… – сказал Видаль. – Правда?
Он знал, что сын попадется в ловушку. О да, Видаль умел проводить допросы. Его таланты пропадают напрасно в этой глуши. Он способен на большее!
– Капитан, при всем уважении, – сказал младший крестьянин, – если отец говорит, что охотился на кроликов, значит он охотился на кроликов.
Он опустил глаза, пряча гордость во взгляде, но губы его выдавали.
Спокойно. Все нужно сделать спокойно.
Видаль взял бутылку с водой, размахнулся и ударил парня по лицу. Потом ткнул бутылкой с отбитым донышком ему в глаз. И еще раз, и еще. Дай выход ярости, иначе она сожрет тебя. Острое стекло кромсало кожу и плоть, превращая их в кровавое месиво.
Отец закричал громче сына. Слезы проложили грязные дорожки на щеках старика.
– Вы убили его! Убийца!
Видаль выстрелил крестьянину в грудь. Да там и тела-то почти нет, щуплый старикашка. Пули без труда нашли сердце. Две пули прошили насквозь изношенную засаленную одежду и картонные косточки.
Сын еще дергался, зажимая окровавленными руками рваные раны на лице. Видаль и его застрелил. Сверху на них светил бледный месяц.
Лес молча наблюдал, и солдаты молчали.
Видаль