РимÑкие игры. Юрий Григ
естественный в таких случаях ответ, примирительно произнес:
– Когда узнаешь, по какому поводу я звоню, будешь умолять будить тебя каждую ночь до конца жизни.
– Короче, Фил, я сплю. Какая жалось, что ты всё еще не женился – было бы, чем заняться… Перезвони утром.
– Утром я лягу спать. Есть дело. Надо встретиться. Через три дня буду в Буэнос-Айресе. Сможешь подскочить?
– Фил, ты в своем уме? Мне, кроме всего, виза нужна.
– Не комплексуй, Алекс. Я обо всем договорился. У меня приятель в их МИДе. Визу оформят за один день. Это же не Ю-Эс, дорогой, это – Аргентина. У них такой же бардак, как и у вас. Кроме того, ты их покупатель. На собеседовании скажешь: не дадите визу, перестану есть аргентинские стейки!
– Фил, ты можешь объяснить, в чем дело? Что за ковбойские шутки? В вашей деревне так принято, да?
И он излил весь накопившийся запас антиамериканизма. Фил слушал терпеливо, как и полагается толерантному американцу. Потом, как ни в чем ни бывало, расспросил про Алену (все Окей!); про погоду (с октября по май в Москве только плохая погода и другой не бывает); про работу (какая, к чертям собачьим, работа в три часа ночи!). Засим распрощался, выбив из Максимова вялое, но однозначное, обещание назавтра заняться визой.
Оплату поездки он брал на себя. Точнее – его газета приглашала русского репортера в качестве эксперта для особого расследования, имеющего важнейшее значение для безопасности Соединенных Штатов, бла-бла-бла…
Наутро, когда до Максимова дошло, что спросонья он наобещал Синистеру, он послал Филу сообщение:
«Фил, asshole, взял меня сонного за горло? Знаешь ведь, что за два дня выбраться из Москвы – нереально. Если нужна экзотика, то у нас есть всё, что только способен представить себе любой бородатый чудила вроде тебя. Прилетай в Москву. Кстати, об Аргентине: на Тверской открылся ресторан «Буэнос-Айрес». Уютное местечко. Таксисту в Шереметьево так и скажешь: Буэнос-Айрес! Он поймет.»
Максимов не соврал – место было действительно уютное. Стены увешаны фотографиями из жизни города, известного как родина танго, и, как утверждают сами аргентинцы, столицы футбола. На стенах изображения знаменитых футболистов перемежались старинными дагерротипами аргентинских певцов-легенд. Картинки были в кофейных тонах, так же, как и прочий ресторанный реквизит, как бы подчеркивая: вы попали в мир кофе, сеньоры! Латиноамериканский дух ресторана усиливала певица – мулатка, старающаяся развлечь немногочисленную в этот час публику.
Потом на крошечную сцену, словно с потолка, свалилась тропическая парочка. Оба в красно-черном – они чеканили танго, пересекаясь на встречных курсах и вновь элегантно расходясь: то начинали двигаться в ускоряющемся темпе милонги, то выдавали каскад виртуозных поворотов и вращений в стиле танго-вальс.
Фил опаздывал – пробки.
Максимов допивал третью чашку кофе, когда в дверях появился он – бородатый, большой, добрый, всем обличьем являвший полнейшую противоположность своей фамилии4.
К тому же он был почти родным: бабка по материнской линии родилась под Смоленском,
Синистер – зловещий