Мастер и Маргарита / Master i Margarita / Der Meister und Margarita. Михаил Булгаков
фамилия! – в тоске крикнул Иван. – Кабы я знал фамилию! Не разглядел я фамилию на визитной карточке … Помню только первую букву «Ве», на «Ве» фамилия! Какая же это фамилия на «Ве»? – схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил Иван и вдруг забормотал: – Ве, ве, ве… Ва… Во… Вагнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? – волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения.
[83] – Вульф? – жалостно выкрикнула какая-то женщина.
Иван рассердился.
– Дура! – прокричал он, ища глазами женщину. – При чем тут Вульф? Вульф ни в чем не виноват! Во, во … Нет! Так не вспомню! Ну вот что, граждане: звоните сейчас в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами, профессора ловить. Да не забудьте сказать, что с ним еще двое: какой-то длинный, клетчатый … пенсне треснуло … и кот черный, жирный. А я пока что обыщу Грибоедова … Я чую, что он здесь!
Иван впал в беспокойство, растолкал окружающих, начал размахивать свечой, заливая себя воском, и заглядывать под столы. Тут послышалось слово: «Доктора!» – и чье-то ласковое мясистое лицо, бритое и упитанное, в роговых очках, появилось перед Иваном.
– Товарищ Бездомный, – заговорило это лицо юбилейным голосом, – успокойтесь! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Михаила Александровича … нет, просто Миши Берлиоза. Мы все это прекрасно понимаем. Вам нужен покой. Сейчас товарищи проводят вас в постель, и вы забудетесь …
– Ты, – оскалившись, перебил Иван, – понимаешь ли, что надо поймать профессора? А ты лезешь ко мне со своими глупостями! Кретин!
– Товарищ Бездомный, помилуйте, – ответило лицо, краснея, пятясь и уже раскаиваясь, что ввязалось в это дело.
[84] – Нет, уж кого-кого, а тебя-то я не помилую, – с тихой ненавистью сказал Иван Николаевич.
Судорога исказила его лицо, он быстро переложил свечу из правой руки в левую, широко размахнулся и ударил участливое лицо по уху.
Тут догадались броситься на Ивана – и бросились. Свеча погасла, и очки, соскочившие с лица, были мгновенно растоптаны. Иван испустил страшный боевой вопль, слышный, к общему соблазну, даже на бульваре, и начал защищаться. Зазвенела падающая со столов посуда, закричали женщины.
In der folgenden Szene handelt sich der Portier vom Chef des Restaurants einen Rüffel wegen Unachtsamkeit ein. Ivan Bezdomnyj wird nach einer Schlägerei und dem »ekligen, abstoßenden, verlockenden, schweinischen Skandal« (»гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал«) überwältigt und auf einem Lastwagen fortgebracht …
… in eine – so beschreibt es Kapitel 6 (»Шизофрения, как и было сказано« – »Schizophrenie, wie bereits gesagt«) – psychiatrische Klinik, das »Haus des Jammers« (»дом скорби«, wie es später heißt), wo ihn der Klinikleiter Dr. Stravinskij nach einer ersten Untersuchung als schweren schizophrenen Fall, verbunden mit Alkoholabhängigkeit, einbehält.
In den folgenden Kapiteln wird der Leser unter anderem Zeuge der unheimlich-dämonischen Machenschaften der [85] Woland-Truppe. Zunächst, in Kapitel 7 (»Нехорошая квартира« – »Die unheimliche Wohnung«), wird der Direktor des Variété-Theaters Stepan (Stёpa) Bogdanovič Lichodeev übertölpelt mit der Unterstellung, angeblich einen hochdotierten Vertrag für sieben Auftritte Wolands, des Professors für Schwarze Magie, unterschrieben zu haben. Darüber hinaus wird er, der Nachbar von Michail Aleksandrovič Berlioz, von dem Gaunerquartett Woland, Korov’ev, Begemot und Azazello wegen Nichtstuns, Alkoholismus, Bevorteilung und Amtsmissbrauch kurzerhand aus seiner »unheimlichen Wohnung« Nr. 50 in der Sadovaja 302 a (»№ 302-бис«; heute Nr. 10) gekegelt, aus der regelmäßig auf mysteriöse Weise Menschen spurlos verschwinden – ein nicht zu ignorierender (und im Roman wiederholter) Hinweis auf die zahllosen Verhaftungen unschuldiger Bürger durch den sowjetischen Geheimdienst in den dreißiger Jahren. Kurz darauf findet sich Stёpa in Jalta wieder. Es sollte an dieser Stelle nicht unerwähnt bleiben, dass Bulgakov ironisch auf die Lebensbedingungen in seiner Wohnung in der Sadovaja 10 anspielt: Von 1921 bis 1924 lebte er mit seiner ersten Frau Tat’jana Lappa hier in einer Kommunalwohnung, die er aufs tiefste verabscheute und unter anderem zum spöttischen Ziel seines Prosabandes »D’javoliada« (»Teufeliaden«, 1925) machte.
Das nächste Opfer von Korov’evs Streichen (штуки) wird der Vorsitzende der Wohnungsgenossenschaft des Hauses Nr. 302 a Nikanor Ivanovič Bosoj, der sich für die Vermietung der Berliozschen Wohnung bestechen lässt und auf Wolands ›Weisung‹ (»Er ist ein Gauner und Schurke«, »выжига и плут«)