Правда и блаженство. Евгений Шишкин
и здешний бухгалтер.
– Ну-ка, подать мне этого дятла деревянного! – кивнул на окно Семен Кузьмич.
– Чаю тебе принести? – словно не услышав мужа-начальника, спросила у Лешки гостеприимная Таисья Никитична. – У меня пряники есть и мармелад. Любишь?
В дверь постучали.
– Ну! – выкрикнул Семен Кузьмич.
Осторожно, пригибая голову, мягко, почти на цыпочках, в кабинет вошел огромный широкоплечий верзила в брезентовой робе, с красным, будто после парилки лицом, с татуировкой на руке, буквы разбросаны по пальцам – «Лёня». Заговорил Леня коряво и заискивающе:
– Мне без справки, Семен Кузьмич, езды нельзя. Промотходы сгрузил… Справку требуют. Из горла рвать будут.
Семен Кузьмич подскочил к верзиле, закричал ему прямо в красное лицо:
– Какую тебе справку? Хочешь, я тебе на лбу справку напишу? Я кто тут, крыса канцелярская? Справки диспетчер выписывает!
Дед выпендривался – и перед женой Таисьей Никитичной, и перед верзилой Леней, и перед внуком, и должно быть, перед самим собою. Лешка гонял чаи.
– Тася, мать твою за ногу! Где тракторист?
Трактористом оказался красивый, курчавый парень с большими голубыми глазами, одетый на удивление чисто; в распахе светлой рубашки на груди у него виднелся эбонитовый черный крест с вкрапленными стеклянными камушками.
– Чё у тя, Петя! – требовал Семен Кузьмич. – Говори!
– Анька от меня уходит. Дома не ночевала, – по-детски швыркнул носом Петр. – К Соболю, видать, собралась.
– По кой хрен с тобой не живется?
– Застукала она меня. С Маруськой с вещевого склада.
– За голую задницу поймала?
– Не-е, видела, как мы со склада…
– Дятел деревянный! – заорал Семен Кузьмич. – В несознанке будь! Неужель коланулся?
Петр опять швыркнул носом. Лешка с изумлением увидел, как на большие голубые глаза Петра выступили слезы. Он заговорил ломким голосом:
– Вы потолкуйте с Анькой, Семен Кузьмич. Она вас уважает… Я Соболю по тыкве настучу.
– Себе настучи! – выкрикнул Семен Кузьмич. – Переманщика надо так опаскудить, чтоб бабе при упоминанье о нем блевать хотелось. Выставить его грязнулей, заразным каким. Шею, мол, по месяцу не моет. В мандавошках весь… А к бабе своей с подходом. В каждой бабе слабина есть. Чего она у тебя любит, Анька твоя?
– Духи она любит.
– Ну и купи ей фуфырь! Французских! С Маруськой я перетру, чтоб на рот замок повесила… – Семен Кузьмич вытащил из стола книжку, сунул Петру. – На-ко вот тебе для просвещенья.
Лешка напрягся, шею вытянул, зрение, как у орла, вычитал: «Половая жизнь мужчины и женщины».
– О чем книжка, дед?
– Об том, как правильно с бабами спать!
– А мне такую?
– Попозже.
– Когда уж позже-то, восемь классов кончил! – обиженно вскричал Лешка, припрыгнул на стуле. И тут же, наконец, раскрыл причину своего появления у деда: –