Нравственное правосудие и судейское правотворчество. В. Г. Ярославцев
и все это ради мелких, ничего не стоящих дел? Ему неведомо, насколько прекраснее и лучше построить свою жизнь так, чтобы вовсе не нуждаться в клюющем носом судье.
Да, это еще более позорно»[85].
Как бы поддерживая этот диалог, Аристотель усиливает противопоставление между совершенными законами и судьей:
«Хорошо составленные законы главным образом должны, насколько возможно, все определять сами и оставлять как можно меньше произволу судей… Законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку, так что трудно людям, отправляющим правосудие, хорошо различать справедливое и полезное»[86].
Чем же все-таки обусловлена надобность в судьях при «самом совершенстве»? Ответ на этот вопрос мы находим у тех же авторов.
Так, Аристотель пишет о законах Солона: «Вместе с тем как законы не были написаны просто и ясно, то неизбежно возникало много споров, и решать все дела и общественные и частные приходилось суду. Некоторые думают, что Солон нарочно сделал законы неясными, чтобы решение дел зависело от народа. Однако это предположение неправдоподобно, а скорее этот факт объясняется тем, что он неумел в общей форме выразить наилучшее»[87].
А вот диалог между Периклом и Алкивиадом.
«Скажи мне, Перикл, – начал Алкивиад, – мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон?
– Конечно, ответил Перикл.
– Так объясни мне, ради богов, – сказал Алкивиад, – когда я слышу похвалы некоторым за их уважение к закону, я думаю, что такую похвалу едва ли имеет право получить тот, кто не знает, что такое закон.
– Ты хочешь узнать, Алкивиад, что такое закон, – отвечал Перикл. – Твое желание совсем не трудно исполнить. Первый встречный скажет: законы это все то, что следует делать и чего не следует.
– Какою же мыслью при этом руководствуются хорошее следует делать или дурное?
– Хорошее, клянусь Зевсом, мой мальчик, – отвечал Перикл. – Конечно, недурное.
– А если не большинство, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, это что?
– Все, – отвечал Перикл, – что напишет властвующий, обсудив, что следует делать, называется законом.
– Так если и тиран, властвующий в государстве, напишет гражданам, что следует делать, и это закон?
– Да, – отвечал Перикл, – все, что пишет тиран, пока власть в его руках, это есть закон.
– А насилие и беззаконие, – спросил Алкивиад, – что такое, Перикл? Не то ли, когда сильный заставляет слабого не убеждением, а силой делать, что ему вздумается?
– Мне кажется, да, – сказал Перикл.
– Значит, и все, что тиран пишет, не убеждением, а силой заставляя граждан делать, есть беззаконие?
– Мне кажется, да, – отвечал Перикл. – Я беру назад свои слова, что все, что пишет тиран, не убедивший граждан, есть закон.
– А все то, что пишет
85
Платон. Сочинения. Т. 3. М., 1968. С. 405а—405с; Он же. Филеб. Государство. Тимей. Критий. М., 1999. С. 172, 173.
86
Цит. по: Русский адвокат. 1998. № 7–8. С. 62.
87
Аристотель. Указ. соч. С. 277.