Всякая плоть – трава. Клиффорд Саймак
того и гляди, пламя дойдет до бензобака, и ее взорвет ко всем чертям.
Впрочем, эффект оказался куда скромнее, чем я ожидал: в машине глухо, свирепо фыркнуло и взвился огненный фонтан. Все-таки получилось достаточно шумно, и кое-кто вышел посмотреть, что происходит. По дороге бежали доктор Фабиан и адвокат Николс, а за ними с громкими криками и лаем неслась орава мальчишек и собак.
Пожалуй, стоило бы их дождаться: я многое мог им сказать и мне не хватало слушателей, – но я тут же передумал. Медлить нельзя, надо проследить, куда идет дальше этот барьер, и найти, где он кончается… если только он где-нибудь кончается.
В голове у меня стало проясняться, перед глазами уже не плясали искры, и я немного собрался с мыслями.
Одно ясно и несомненно: пустая машина может прорваться сквозь барьер, но, если в ней кто-нибудь есть, барьер нипочем ее не пропустит. Человеку его не одолеть, но можно снять телефонную трубку и говорить с кем угодно. И ведь еще раньше на шоссе я слышал крики людей, стоявших по ту сторону, слышал совсем отчетливо.
Я подобрал несколько палок и камней и стал кидать в барьер. Они пролетали насквозь, словно не встречали никакой преграды.
Стало быть, этот барьер неодушевленным предметам не помеха. Он только не пропускает ничего живого. Но откуда он, спрашивается, взялся? И для чего это нужно – не пускать к нам или не выпускать от нас ни одно живое существо?
А между тем Милвилл просыпался.
Вышел на заднее крыльцо наш парикмахер Флойд Колдуэлл – без пиджака, подтяжки болтаются. Во всем Милвилле, кроме доктора Фабиана, один только Флойд ходит в подтяжках. Но у старика доктора они черные и узкие, как и подобает человеку степенному, а Флойд щеголяет в широченных и притом ярко-красных. Все, кому не лень, острят насчет этих его красных подтяжек, но Флойд не обижается. Он у нас малый не промах, сам первый остряк – и, видно, не зря старается: прославился на всю округу, от клиентов отбою нет. Фермеры, которые с таким же успехом могли бы постричься в Кун-Вэли, предпочитают съездить к нам в Милвилл, лишь бы послушать шуточки Флойда и поглядеть, как он валяет дурака.
Стоя на заднем крыльце, Флойд потянулся и зевнул. Потом поглядел на небо – какова будет погода? – и почесал бок. Где-то в конце улицы женский голос позвал собаку, и немного погодя хлопнула дверь – значит, собака прибежала на зов.
«Странно, – подумал я, – все спокойно, никто не поднял тревогу. Может быть, пока еще мало кто знает про этот барьер. Может, те немногие, кто на него наткнулся, слишком ошарашены и еще не успели опомниться. Может, им еще не верится. А возможно, они, как и я, боятся сразу поднимать шум и хотят сперва хоть отчасти разобраться, что к чему».
Но, конечно, это безмятежное спокойствие не надолго. Еще немного – и поднимется суматоха.
Теперь, двигаясь вдоль барьера, я шел задворками одного из самых старых домов Милвилла. Некогда это был красивый, с большим вкусом построенный особняк, но владельцы давно обеднели, и теперь здесь царила мерзость запустения.
По