Сувенир для бога. Павел Парфин
волн. Дьяченко попытался проследить за встревоженным взором девушки, но безуспешно. Всякий раз, когда он достигал взглядом ближайшей волны, в глазах его мутнело, он словно проваливался в кипящую воду, и в конце концов ему опять приходилось сосредотачивать внимание на взгляде девушки, с прежней одержимостью устремленном в ревущую пучину.
– Послушай, Амел, я бы очень хотел вам помочь.
– Амел? – девушка удивленно повела бровью – так ее не называл даже демон, тайком являвшийся во сне. Чтобы скрыть смущение, с нарочитой резкостью отрезала. – Исключено, Вал! Во-первых, ты всего лишь душа. Нашими стараниями ты обрел на короткое время плоть. Прости, Вал, но это так. Мы постарались сымитировать твое прекрасное тело. Ну и… Мой отец принял твердое решение вернуть тебя в мир живых.
– Теперь я скажу: исключено! Я должен племени воков…
– Ты ничего им не должен. Твой приход к ним случаен. Забудь о воках, Вал, – мы вернем тебя в твой мир!
Атаковавший с моря ветер поначалу стих, а теперь налетел с новой силой. С ужасным грохотом раскололось небо, выпустив наружу из образовавшейся трещины золотое жало. За первой молнией жахнула вторая, третья…
– Все! – пыталась перекричать шум ветра Амелиска – Поспеши к отцу! Сейчас здесь появятся хлопы!
– Погоди! Хотя бы еще минуту! Я хочу подарить тебе свое эрро. Вот!
Дьяченко протянул девушке бронзового единорога. Амелиска быстро поднесла его к глазам:
– Что это?
– Сувенир для бога, новейший источник энергии!
– Чушь! От него нет никакого прока. Это просто кусок меди. Забери!
– Тогда есть еще один сувенир, последний!
– Милый друг, ты мешаешь мне – я уже должна быть в строю!
Но Дьяченко не слушал девушку. Стремительно наклонившись к ней, взял во вновь обретенные руки чудесную ее головку и поцеловал. Амелиска застыла. На кончиках ее ресниц трепетала соленая вечность, принесенная с моря. Совесть, украдкой улыбаясь, уступала место новому, еще незнакомому, чувству. Была ли совесть в родстве с ним? Спросите о чем-нибудь полегче! Пунцовые цветы расцвели на щеках Амелиски. Был ли это знак любви или цвет молодой, неутолимой жажды жизни?.. Амелиска сладко расплывалась, как Валькино отражение в ее влажных очах. Тем временем ветер крепчал – не для нее. Непогода – не для нее, ведь в душе ее – благодать, в широко открытых глазах зажглись две беспечных зеленых звезды, похолодевшие губы шепчут неумело, бессвязно, точно заново учатся говорить… Амелиска медленно приходила в себя.
9
Увы, не все есть любовь, не все есть рай, чем бредит молодая душа. Обняв Дьяченко, девушка еще искала лазейку из добровольного плена, еще удивлялась запаху счастья, вдруг обнаруженному за воротом его рубахи, – она еще искала себя в нем, когда… Когда метрах в двадцати от берега из черной кипятттей пучины вынырнуло чудовище – с тупой рубленой мордой, по всему виду механическое, оттого не знающее ни жалости, ни меры.
– Тран! – загалдели кругом отроки.
– Тран! Всем занять свои места! – загремели