Бомба для империи. Евгений Сухов
Лукич по-прежнему, но в отчаянные запои не впадал. Ибо не с чего было уже особо отчаиваться – жизнь-то налаживалась…
Вот и на сей раз ему выпала роль сыграть самого себя – отставного пьющего актера, коему негде было жить, а посему он вынужден прозябать в заброшенном доме. Роль была со словами. Ключевыми в них были следующие:
– Не убивайте меня! Я ничего никому не скажу…
Сыграл он ее превосходно.
Ленчик бывал у Свешникова и ранее. Так что шел он к нему, как к себе домой, не глядя по сторонам. Посему, свернув в переулок, едва не столкнулся с торопливым, хорошо одетым, плотно скроенным господином в очках с золотой оправой.
– Прошу прощения, – машинально произнес тот, вежливо обойдя Ленчика.
«Во-от, – сказал Ленчику тот, что сидел у него внутри. – Учись, как следует себя вести добропорядочным людям. Вежливость еще никому не навредила…»
Тот, что сидел внутри, всегда говорил правильно. А как бы сказал Ленчик еще совсем недавно? «Куда прешь? Не видишь, что я иду. Посторонись!» И что бы на это ответил тот, с кем едва не столкнулся Ленчик? «Сам куда прешь, остолоп?» Или «разуй глаза»? Ну и кому от этого стало бы лучше? Ленчику? Разумеется, нет. Перепалка его бы разозлила, и ежели бы он не сорвал свою злость на встречном, то выместил бы ее на ком-то другом. А тот – на ком-нибудь третьем, третий – на четвертом… И пошла бы эта злость и недоброжелательность по цепочке, возможно, нескончаемой. Ну и кому это надо?
А стало бы лучше тому, с кем едва не столкнулся Ленчик и который ввязался с ним в словесную перепалку? Тоже вряд ли. Так к чему злиться? Не лучше ли вот так культурно разойтись, как и положено добропорядочным и воспитанным людям? Ведь настроение даже улучшилось от этого услышанного «прошу прощения», ей-богу, право…
– Это вы меня простите! – запоздало бросил в спину прохожему Ленчик. Тот полуобернулся, блеснув стеклышками очков, едва улыбнулся и заторопился дальше.
Калитка забора, за которым стоял домик Актера, была открыта.
– Э-эй, папаша! – крикнул Ленчик, ступив на крылечко дома. – Ты там живой?
Никто не отозвался.
Ленчик толкнул дверь. Она открылась, будто его поджидали. Он вошел в сени, неловко громыхнул пустым ведром и прошел в комнату. Актера в ней не отыскалось.
– Да где же ты? – весело крикнул Ленчик, поглядывая по сторонам.
Потом прошел в спаленку, поглазел на пустую, аккуратно заправленную кровать. Заглянул на кухню. И… увидел Актера. Тот сидел на стуле, уронив голову на грудь. Ноги его были связаны. По груди в несколько рядов шла веревка, плотно прижимавшая спину Свешникова к спинке стула. Заведенные назад руки тоже были связаны.
Ленчик похолодел, заметив под стулом растекшуюся лужицу крови. А когда подошел к Актеру и поднял ему голову, то увидел, что рот его был широко раскрыт и в него засунуто… нет, точнее сказать, плотно забито – вафельное полотенце. Но не от этого Ленчика бросило в дрожь и он замер на время каменным изваянием. А от того, что у Актера