Никита Хрущев. Реформатор. Сергей Хрущев
госбезопасности, из заместителей главы правительства и поинтересовался: «Что вы хотите с ним делать дальше?» – «Назначим его министром нефтяной промышленности», – ответил Хрущев.
«Я одобрил это предложение, – продолжает развивать свою версию разговора Микоян, правда, добавил, в нефти он мало понимает, но организатор, как показала война и послевоенный период, хороший. В коллективном руководстве он сможет быть полезным. Что касается перевода Берии в нефтяную промышленность, то, скорее всего, Хрущев сказал мне это нарочно», – предполагает Анастас Иванович.
И правильно предполагает. Слова Микояна о полезности Берии в будущем коллективном руководстве отца просто перепугали. Но дело сделано, оставалось дожидаться начала заседания Президиума ЦК.
По приезде в Кремль Микоян один зашел к себе в кабинет, отец занервничал: а что если Микоян сейчас снимет трубку и позвонит Берии? Не позвонил.
Я не стану пересказывать, как арестовывали Берию, так же, как не пересказывал все перипетии разговоров отца с членами Президиума ЦК при подготовке акции. Я там не присутствовал, а о тех драматических днях и часах написано все, что возможно, как участниками событий, так и теми, кого там и близко не было. Мне добавить нечего. Наиболее достоверным я считаю рассказ отца, он повторял его многократно и единообразно, и, что особенно ценно, по горячим следам, когда все еще было свежо в памяти. Остальные свидетели и несвидетели описывали происходившее спустя почти полвека. За десятилетия в памяти многое искажается и одновременно подстраивается под современное, «правильное» толкование прошлого.
Скажу только, что все произошло на удивление спокойно и буднично. Никто за Берию не вступился. Его отвезли сначала в Московскую гарнизонную гауптвахту, а оттуда – в штабной бункер Москаленко, где соорудили нечто вроде временной тюрьмы. Москвичи среагировали на еще не объявленный официально арест Берии своеобразно, решили, что грядет грабительский обмен денег, как в 1947 году, десять к одному или того похуже. Началась паника.
«Ни к одной сберкассе нет доступа, – записал в дневнике писатель Корней Чуковский. – Хотел получить пенсию, не смог, на телеграфе в очереди к сберкассе пять тысяч человек. Закупают всё – ковры, хомуты, горшки. Исчезло серебро. В магазине роялей возмущаются: “Что за черт, не дают в одни руки три концертных рояля”. В метро и трамваях придерживают сдачу. Столица охвачена безумием, как перед концом света».
28 июня министр финансов Зверев в «Правде» увещевал читателей, что менять деньги никто не собирается. Ему, естественно, не поверили, но деньги остались прежними, и паника постепенно улеглась.
В июле 1953 года собрали Пленум ЦК. На нем присутствующие дали волю своим чувствам. Особенно честили Берию военные, и первый среди них – Жуков. Через полгода, в декабре, Берию и его ближайших подручных судили по Указу от 1934 года, принятому после убийства Сергея Мироновича Кирова и вводившему ускоренное и до предела упрощенное судопроизводство.