Злоключения на острове Невезения. Евгения Черноусова
она вновь столкнулась с колясочницей и сопровождающей, на этот раз лицом к лицу. Безусловно, сёстры. Похожи на постаревших обезьянок…
– Мариинки!
– Карпуша!
Однокашницы. Медучилище закончили 38 лет назад. Сёстры Воловы, Марина и Инна, их на курсе звали Мариинки. А Маша в девичестве была Карпухина, Карпушей её однокурсницы звали. Сёстры местные, Маша – из области, жила в общежитии. Подругами не были, поэтому после окончания училища друг друга не искали. А теперь обрадовались встрече. Сёстры уговорили Марью Кузьминичну заночевать у них, чтобы «наговориться всласть». Она засмеялась:
– До пятницы я абсолютно свободна!
Не так далеко они жили от больницы. Всё в том же родительском доме. Целый квартал старых двухэтажных домов ждал сноса, ветшая. А бедность в этом доме просто вопила. Но при всём том Марью Кузьминичну тронуло, что ни у Инны с ампутированной стопой, ни у Марины, вынужденной ворочать инвалидку, ни разу не прорезалось раздражение на сестру. Вот у неё в семье, вроде, все здоровы, а зла в каждом!
– Представь, ждали расселения, чтобы с первого этажа перебраться, а теперь, когда обезножела, рада, что первый этаж, и что не расселили.
Вспоминали студенческие годы, преподавателей, поездки «на картошку». На втором курсе попали в большое село Рясово, где жили в бетонном бараке, называемом почему-то «яровизатором».
– Там картофель перед посадкой выдерживали, чтобы быстрее прорастал, – сказала Инна.
– На нарах?
– Нет, нары к нашему приезду сбивали.
– А ты откуда знаешь? А, у вас же там родня… помню, тётка с дядькой, мы ещё к ним в баню как-то ходили. А потом селёдку с картошкой ели. После совхозной столовки так вкусно показалось!
– Ты меня ещё учила селёдку чистить! Помнишь, сказала: не хватайся за хвост, вспоминай Ваньку Жукова!
– Не помню, – засмеялась Марья Кузьминична.
– Ага, «ейной мордой начала меня в харю тыкать». До сих пор, как берусь за селёдку, так вспоминаю Ваньку Жукова… и тебя!
– А я иногда вспоминаю Рясово. Само-то оно не бог весть какое: ну, совхозные двухэтажки, коттеджи для начальства, поближе к реке – домики попроще и постарше. А вот где родня ваша жила – райское место! За логом, от села в отдалении на высоком берегу ряд домов. Некоторые старенькие, столетние, наверное, как у вашей родни – красного кирпича, с маленькими окошками, приземистые. Жив домик-то ещё, не знаете?
– О-хо-хо, – вздохнула Марина. – Наша боль.
– Что так?
Сёстры Воловы, перебивая друг друга, принялись рассказывать, какая беда приключилась с этой сельской улицей, называемой теперь деревней Второе Рясово. Домик-то им в наследство достался от бездетных тёти с дядей. Хоть и далеко, в соседней области, а продавать не захотели. Там километрах в двадцати в райцентре Пружинск проживает Олежек, сын покойного брата, вот он за домиком и приглядывал, огородом пользовался. Летом они все там отдыхали, родня, пока жива была, даже из Москвы наезжала. Часто рыбаки на постой просились. Чтобы всем места хватало, Олег даже