Катакомбы военного спуска. Ирина Лобусова
отфыркиваясь, Володя снимал пальто и фуражку, развешивая все это на вешалки возле «буржуйки». – Еле к тебе добрался! Кошмар! Думал, уже не дойду. Трамваи в городе вообще не ходят. Ничто уже не ходит. Одно счастье, что недалеко.
Сумку с продуктами он поставил на пол – Сосновский никогда не приходил к Тане с пустыми руками.
Развесив одежду, отряхнувшись, стащив промокшие ботинки, Володя только теперь заметил, что в комнате темнота, а силуэт Тани отчетливо выделяется на фоне окна, из которого падают блики тусклого уличного света.
– А что ты в темноте стоишь, Танюш? – Он потянулся к выключателю. Вспыхнул яркий цветастый абажур над столом. – Ты себя хорошо чувст…?
Сосновский резко замолчал. Голос его, минуту назад звучащий бодро, доброжелательно, вдруг упал, сорвался и пропал совсем. Обернувшись, Таня увидела, как его глаза с интересом расширяются, увеличиваются все больше и больше и при этом меняют выражение. И она не смогла бы в словах описать это выражение.
Не отрываясь, Володя смотрел на стол, покрытый камчатой коричневой скатертью с набивными цветами. На нем лежали деньги. Много новеньких пачек в банковской упаковке. Очень много пачек – они занимали почти весь стол. А еще царские червонцы, поставленные в столбик, несколько массивных столбиков… Немыслимое количество всех этих денег могло поразить любое воображение…
– А это… что? – Володя наконец смог заговорить. – Что это? Откуда ты все это взяла?
– Деньги не мои, – с трудом сдвинувшись с места, Таня подошла к столу. Она словно возвышалась над всей этой грудой денег, словно была выше нее.
– А чьи? Откуда они у тебя? – Не отрываясь, Сосновский смотрел на нее. Таня отвела глаза.
– Отвечай! – Володя повысил голос.
– Это – общее, – тихо произнесла она.
– Нет… – Словно разом потеряв все силы, Сосновский вцепился в край стола, пытаясь удержаться на ногах. Косточки его пальцев побелели. – Нет! Ты же обещала! Ты же клялась!
– Я ничего тебе не обещала, – глухо, с каким-то отчаянным упорством произнесла Таня, и бешеное пламя, смесь упрямства и страдания, заплясало в ее глазах.
– Ты клялась, что уйдешь, что навсегда покончишь с этой жизнью! – Володя в отчаянии стукнул кулаком по столу. – Ты же сама говорила, что не такая, как они! Ты обещала, что все это останется в прошлом, как страшный сон! Ты сама все это говорила, помнишь? А теперь ты хранишь в своем доме воровской общак!
– Общее… – тихо сказала Таня. – Так правильно говорить. И я не храню.
– Тогда откуда все это у тебя? Как ты объяснишь?
– Я ничего не должна тебе объяснять.
– Да? – воскликнул вне себя Сосновский. – Тогда я сожгу все эти пачки к чертовой матери! – Он распростерся всем телом над столом. В тот же самый момент Таня резко бросилась вперед, вцепилась ногтями ему в руку, да с такой силой, что у него брызнула кровь. От неожиданности Володя отдернул руку, с ужасом увидев, что раны на его коже начинают сочиться кровью.
– Не