Ричард Длинные Руки – эрцфюрст. Гай Юлий Орловский
привлекает талантливых людей!
– Тогда почему так много женщин?
– Красота, – отпарировал он, – тоже талант.
– Да, – буркнул я. – Особенно с ковшом вина. В крайнем случае, с двумя. Ну, а с тремя так и гарпии весьма даже недурны… наверное. Как думаете?
Он ответил сердито:
– Это вы любите всякое необыкновенное, а я человек устоявшихся вкусов, на гарпий не тянет. Мне если не с вот такими, то уже и не талантлива, а так, с некоторыми нераскрытыми или недоразвитыми способностями.
– И даже вино не помогает?
– Нет, – отрезал он. – Оно мне как раз мешает, если вы понимаете, о чем я.
– Понимаю, – ответил я, – а вот у Антония… нет-нет, не святого, а который влюбился в бабищу, которой было далеко за пятьдесят, все было как раз наоборот. Я ахнул, когда узнал, что Клеопатре тогда было столько, а потом когда прочел, что он почти всегда был пьян…
– Я не бываю пьян, – сказал он уже строже и весь подобрался. – А женщины здесь все, как видите, только талантливые!
– Да они все красивые, – сказал я великодушно. – Некрасивых вообще нет. Есть дуры, что не умеют себя подать…
Он раскрыл рот для чего-то ехидного, вижу по роже, но умолк на полуслове, навстречу идут, весело пощебечивая, две молодые девушки. Одну, которая почти дюймовочка, но не дюймовочка, узнал сразу, Розамунда, первая из красавиц, избранных лордами играть роль моей спутницы на приемах, блистающая и веселая.
Она сразу одарила нас милой улыбкой, но улыбнулась тихо и скромно, умильные ямочки на щеках стали глубже, а еще добавилась одна на подбородке. Вторая, выше ростом на ладонь, прошелестела нежным голоском «Ваше высочество», и обе одновременно присели, украдкой поглядывая, сильно ли пялимся на их вторичные признаки.
Барон продолжал раскланиваться, затеяв какой-то сложный танец, словно тетерев, что выделывается перед тетеревихой, а тут их даже две, с ума сойти, скорее хватай.
Я кивнул, подумал, что либо мое подсознание проделало какую-то сложную операцию и вывело меня именно в это время, когда, по словам сэра Жерара, здесь прогуливается Розамунда, то ли это я сам дурак, не ведаю, что делаю.
– Леди Розамунда, – произнес я дружелюбно.
Она из низкого приседа ответила скромно:
– Ваше высочество, могу я представить вам свою подругу, леди Кельвинию, урожденную баронессу Медеширскую?
– Еще бы, – ответил я. – Леди Кельвиния?
Она ответила тихо и скромно, не поднимая взгляда:
– Ваше высочество.
– Встаньте, леди, – разрешил я, – и позвольте на вас взглянуть…
Я заметил, что эту Розамунда не назвала лучшей подругой, как однажды в такой же ситуации представляла леди Анну. Да Кельвиния и не выглядит той, что может быть ей подругой: скромное, но строгое лицо, слишком внимательные глаза, а из нас никто не любит слишком умных, что видят мужчин насквозь, сразу уникальность теряем, несколько высоковаты скулы и запавшие щеки, а пока что в моде пышненькие хохотушки… впрочем, те будут пользоваться