Хадамаха, Брат Медведя. Кирилл Кащеев
Содани выбил! – И ее обвиняющий палец уставился в Хадамаху, как настороженная стрела в переносицу.
Мальчишка поперхнулся, брызгая во все стороны жиденькой кашей на оленьем молоке.
– Видишь, даже возразить нечего! – победоносно глядя на глухо кашляющего Хадамаху, торжествующе выпалила бабушка. – Специально против меня! А ведь я… – она снова всхлипнула – будто дубиной по башке навернула. – Я ведь ради него… Целыми Днями! Целыми Ночами не спала! Это все твоя сестра! – враз перестав плакать, решительно припечатала она. – Сама никогда меня не уважала и сына своего научила! Духи, духи, почему вы не прибрали меня из Среднего мира, почему я дожила до этого страшного Дня! – И, закрыв лицо руками, она ринулась вон из комнаты, с грохотом захлопнув за собой сколоченную из оструганных досок дверь.
Дядя задумчиво поглядел ей вслед и снова невозмутимо вернулся к своей каше.
– Дядя… А почему бабушка из-за меня целыми Ночами не спала, если я только Вечером этого Дня к вам переехал? – водя ложкой в молочной болтушке, спросил Хадамаха.
– Не. Вздумай. Ее. Об. Этом. Спросить, – пристально глядя Хадамахе в глаза и произнося каждое слово раздельно, отчеканил дядя. – Хотя… – он безнадежно махнул рукой, – можешь спрашивать – что б ты ни сделал, все едино быть тебе плохим внуком. Если б Содани выбил тебя, она б сейчас рассказывала, как ей стыдно соседкам в глаза глядеть, что у нее внук такой неумеха.
– Я понял, – кивнул Хадамаха. – Ей всегда и за всех стыдно.
Дядя снова покосился на него и ничего не ответил.
– Тысяцкий всех собирает. Ну, из-за этого… Сам знаешь, чего… – Дядя многозначительно потыкал пальцем вверх, явно намекая на уничтоживший игровую площадку подземный Огонь с небес. Он натянул на плечи пропитанную жиром толстую стражницкую куртку. На спине куртки с трудом можно было рассмотреть полустертый городской герб – походный храм Буровую, символ жрецов-геологов, странствующих в поисках Голубого огня, и бегущую черную лисицу под ней. Впрочем, от времени и снега герб настолько расплылся, что казалось, лисица подкапывает опоры Буровой, а та вот-вот завалится ей на голову. – Но ты, сказал, можешь нынче не ходить, тебе и так досталось, – неуверенно предложил он, косясь на дверь, за которой слышались неумолимые, как наступающее войско, рыдания.
Хадамаха тоже прислушался и покачал головой.
– Схожу, пожалуй, – пряча глаза, пробормотал он и натянул на себя такую же куртку, только кожа на ней пока что была совершенно новехонькой, без потертостей и царапин.
– А и ладно, – не стал спорить дядя, придирчиво оглядывая племянника с ног до головы и чуть огорченно цокая языком. Хороший парень Хадамаха, но не красавец, как есть не красавец! Одежка мешком висит, как на вырост сшитая. Собственно, так ведь оно и есть. Растет мальчик, подумал дядя и тихонько хмыкнул. Уж да, уж вырастает так вырастает! Время от времени. И он снова засмеялся.
Неслышно прикрыв за собой дверь, дядя с племянником выскользнули на двор и весело зашагали, топоча по приподнятым над дорогой деревянным помостам