Лети с приветом. Дарья Зарубина

      Дата отправления: 14.09.2038

      Я второй день на станции и потихоньку обживаюсь. Ребят селили по двое, как придется, а мне повезло – не досталось свободной комнаты, и меня взял к себе Генка Собинов. Ну, ты его помнишь. Он гулял года два назад с Махой, а потом в армию ушел. Реально, он тоже тут служит, на Жемчужине. Ему уже надо было обратно лететь, но он, ненормальный, остался на сверхсрочную. Хочет заработать на операцию матери, ему сестра письмо прислала, просила, чтобы оставался. Забавно получилось. Мы им письма привезли августовские, а сейчас по почте еще только ноябрьские от прошлого года доходят. И, знаешь, все равно приятно. Здесь даже обычай есть: когда кто-то отслужил, а письма его все идут, то их получает тот, кто из новобранцев его койку занял.

      Здесь вообще какое-то странное отношение к письмам. Тут же как – компьютер печатает письма на листах, листы сворачиваются и запечатываются в конверты. Так что мы получаем письма почти такие же, как на Земле. Кое-кто из ребят умудрился загрузить в компьютер новые шрифты, очень похожие на обычный корявый почерк. Парни считают, что так письмо выглядит «роднее». Так вот, письма получают не для того, чтобы читать. Некоторые, особенно те, кто получает почту отслуживших, конвертов вообще не вскрывают. Они сворачивают их уголком и приклеивают на стену, и когда дверь в комнату открываешь, письма на стене начинают шелестеть. Когда конвертов много, звук получается такой, как бывает в лесу, когда ветер по листьям. Здесь распечатанными письмами меняются, как какими-нибудь коллекционными штуками. Генка говорит, тут три срока служил парень, у которого перед самой отправкой на Жемчужину то ли умер кто, то ли что-то в этом роде. Так он собирал письма, в которых про смерть говорится. Правда, я этого еще не в силах понять. К счастью, ничьих писем я не получаю, и по этому поводу старики относятся ко мне покровительственно, как будто жалеют, что ли. И меня, Ленка, это здорово бесит.

      Теперь давай расскажу тебе про станцию. Здесь неплохо, хотя домом никак не назовешь. Но и на армию совершенно не похоже. Я думал, будут огромные бараки, двухъярусные кровати и все такое. А тут комнаты на двоих. Чисто. И в каждой комнате свой туалет, который никто не заставляет чистить зубной щеткой, как меня пугал наш Лексеич. Видимо, когда он служил, это было вполне в тему, а сейчас, как-никак, уже не те времена. Чему я здорово рад. Как здесь наказывают, я пока не знаю, потому что за два дня еще никто не успел толком провиниться. Хотя ребята разные. Нас тут двести шестьдесят четыре человека. Семнадцать девчонок-медичек. Но тут кое-кто говорит, что они не только медицинскую помощь оказывают и к ним ходят, ну… когда припрет. Поэтому у них и комнаты для каждой своя. Я не верю, но сам видел, что у девчонок на дверях такие штуки стоят – личные карточки считывать, вроде как сразу со счета деньги автоматически снимаются и им в получку начисляются плюс к зарплате.

      Ладно, остальное в следующем письме, а тот тут сейчас проверка пойдет. Отошлю письмо. Мне кажется, что ребята ящики взламывают и черновики читают. Поэтому я сохранять не буду, сразу удалю. А в следующем письме буду дальше писать.

      Приколись, уже столько накатал, а думал, что никогда письма писать не научусь. Так ведь получается, блин.

      Эх, держись, подруга! Я еще стану великим… как его… эпистоляром, что ли.

      Не смейся, как будто ты очень умная, все равно не знаешь, как выглядит автомобильная свеча.

      Не грусти без меня. А я без тебя все равно буду. Реально фигово одному…

      Ладно. Все, проверка идет.

      Целую в щечку, ставлю точку.

      Твой друг С. Ч.