Мы все горим синим пламенем. Анатолий Андреев
вас хватит одной Маринки.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду непримиримую позицию вашей дочери: или она – или Ирина. Одной двадцать два года, другой – двадцать один. Или это пустячок?
– Нет, это еще та дилемма, конечно.
– Дилемма! Что-то вы стали очень косноязычны. Выражайтесь яснее: это просто капут.
Алексей Юрьевич явно намерен был взять реванш.
– Перестаньте каркать. Все равно у вас положение гораздо хуже моего.
– Да?
– Да!
– Эх, сказал бы я вам, папаша… Настроение не хочется портить. А следовало бы.
– В моей жизни, – задумчиво произнес Горяев, забыв обидеться на слова Оранжа, – не было паршивых собак и вологодских старушек. И я, вроде бы, делаю все правильно. Я поступаю порядочно, мне не в чем себя упрекнуть, по большому счету. Но я чувствую себя жутко виноватым. Мне просто стыдно в глаза дочери смотреть. Жену мне жалко, сына я обожаю. А Ирину – люблю. Да. Я бы не удивился, если бы оказалось, что я ее люблю. Хотелось бы в это верить…
– Все это тоже несовместимо с жизнью, спешу вас утешить. Так что пусть Ирина быстрее беременеет: это хоть какой-то выход.
– А что! – искренне взвился с места Горяев. – В вашей ахинее намечается хоть какой-то просвет. Если угодно – выход.
– Конечно, выход. Будете, как ишак, разрываться на трех работах, и вскоре загнетесь естественной смертью. Падете смертью глупых на жизненном фронте.
– Я уже разрываюсь на трех.
– Три работы, три женщины… В ваши годы надо себя щадить.
– Вы злоупотребляете моей откровенностью, – повел бровью Пилат.
– Извините. Это все оттого, что вы меня разочаровали.
– Как это понимать?
– Я надеялся, что вы, человековед, духовный пастырь, хоть теоретически укажете мне перспективу. Набросайте мне приемлемый сценарий жизни. Что делать?
– Теоретически – вам только в петлю; но на практике бывает и иначе.
– Все это – слова, слова, слова…
В этот момент раздался троекратный стук в дверь.
Сердце Горяева тревожно сжалось.
4
И было от чего!
В дверях стояла, излучая гибельную власть для мужчины, молодая дама. Она была почти одних лет с Мариной, однако выражение ее лица было значительно старше: резковатые скулы и строго определенные черты спокойно и уверенно демонстрировали неласковую красоту. Особо поражала бледная свежесть кожи.
– А это уже, судя по всему, к вам, уважаемый Леонид Сергеевич! – мстительно запел искушенный Оранж.
– Ирина, ангел мой! Не верю собственным глазам!
Сложно было сказать, оторопел писатель от приятного сюрприза или пытался изобразить неземную радость.
– Ваши глаза вас не подводят. Это действительно Ирина. Позвольте представиться: ваш сосед по дому и друг Леонида Сергеевича – Алексей Юрьевич Оранж.
– Ирина. Очень приятно. Здравствуйте, Леонид Сергеевич! – голос дамы гармонировал с ее обликом: низковатый и грудной.
– Ангел мой, прелесть моя! Само совершенство!
– Леонид