Зенитчик. Боевой расчет «попаданца». Вадим Полищук
«подвиги» был готов, а отойдет, самому стыдно будет. Лейтенант остыл, но стволом нагана в кобуру попал не сразу.
– Все! Сворачиваемся и уходим. А этот где?
Пока мы по танкам стреляли, прокатившийся на нашей пушке красноармеец успел слинять. Из боевого в походное положение пушку переводили минут пять, чтобы поднять пять тонн на высоту полуметра, пришлось попотеть, качая рукоятки механизмов. Закрепили ствол по-походному, брезент и ящик с двумя снарядами положили обратно в кузов. Забираясь в кузов, я увидел в заднем борту свеженькую дырку от пули, стало быть, пулемет все-таки был. И был он достаточно близок к цели. Тронулись. Немцы, получив по зубам, на берег не высовывались. А то! Восемьдесят пять миллиметров – это тебе не в углу навалено. Сила! СТЗ выбирается на дорогу, точнее, уже на городскую улицу и медленно торопится к мосту через Днепр.
На днепровском мосту основная масса людей уже проскочила на левый берег. На месте стальных коробчатых ферм и железобетонных опор, памятных по восьмидесятым, стоит деревянное сооружение. Днепр в районе Рогачева не широк, но быстр и полноводен. Вся дорога была усыпана следами поспешного бегства. Ну, хоть трупы на дороге не валяются. Стоп, накаркал. Два лежат у самого въезда на мост, толпа прошлась по ним, и сейчас они напоминают тряпичных кукол, больших и грязных. Чуть дальше лежит еще один, девочки или маленькой женщины, не понять. Мы с лейтенантом оттаскиваем трупы в сторону, СТЗ осторожно пробирается по деревянному настилу, пушка переваливается на брошенных вещах.
За мостом через пойму Днепра дорога больше километра тянется по узкой дамбе. Далее дорога на Довск проходит по густому смешанному лесу. СТЗ ползет по дамбе, а я смотрю на удаляющийся Рогачев. После войны в нем останется, по-моему, единственное довоенное здание – краснокирпичный католический собор. Все остальное будет разрушено, а население почти полностью уничтожено. Большая часть городского населения – евреи. В восьмидесятые они исчезнут почти полностью. Те, кто пережил войну, уедут в Израиль.
Левобережный лес понемногу приближается, и мои мысли принимают другое направление. На следующий день, после захвата Рогачева, немецкая разведка попытается продвинуться по дороге на Довск, но получит отпор. А я как-то пока не вижу никого, кто, согласно исторической правде, будет этот отпор давать. И тут у меня рождается мысль. А что, если это и есть моя миссия. Точнее МИССИЯ, именно так, крупными буквами. Может, меня ради этого сюда и занесло. Остановлю фрицев, и сразу обратно, в квартиру с теплыми полами и модным унитазом, к машине, Интернету, кредитным карточкам и прочим благам цивилизации. Можно и обратно в туалет скорого поезда, я согласен даже без денег и паспорта, но лучше с ними.
Ерунда все это. Похоже, нет никакой миссии. Если здесь мне оторвут башку, то больше она не вырастет. Гейм, как говорится, овер. Но руки после Друти и моста через Днепр чешутся.
– Петрович, стой!
Из кабины высовывается Костромитин.
– Чего ты орешь?
– Вы посмотрите, товарищ лейтенант, какая шикарная позиция. Ну просто грех не воспользоваться.
Лейтенант достает бинокль и минуту рассматривает правый