Зенитчик. Боевой расчет «попаданца». Вадим Полищук
Не врет история, не врет! Точнее, не во всем врет. Орудие заранее было наведено на дамбу, но пока в серой мути рассветных сумерек вижу только нечеткий размытый силуэт переднего танка. Над ухом лязгает затвор.
– Готово! – докладывает лейтенант и тут же интересуется: – Какой прицел?
– Девять для начала. Но давай ближе подпустим.
В этих чертовых сумерках дистанцию правильно определить трудно, саму цель видно нечетко, я даже тип танка определить не могу. Но не «двойка», что-то более крупное.
– Давай, – соглашается Костромитин, – только я взрыватель на гранате уже выставил.
В этот момент у наших не выдерживают нервы, и слева по дамбе начинает стрелять противотанковый взвод. Подгоняю стрелку под середину силуэта. Чертовы сумерки! Как там наш второй наводчик?
– Петрович?
– Готово!
– Огонь!
Г-гах! Бьет пушка. Недолет. Лязг затвора.
– Готово!
– Прицел десять!
Лейтенант поворачивает маховичок.
– Готово!
– Огонь!
Г-гах! Попадание! Мне кажется, что танк споткнулся и вроде начал пятиться назад.
– Готово!
Не уйдешь, сволочь!
– Огонь!
Г-гах! Блямс! Попадание! С дамбы плюются огнем немецкие пулеметы, но, оглушенные выстрелами зенитки, мы не слышим цвирканья пуль.
– Готово!
– Огонь!
Г-гах! Блямс! Еще одно попадание. Танк уже замер. Противотанкисты тоже пристрелялись по нему, но их снарядики большого впечатления на танк не производят, особенно после наших попаданий. Мне кажется, что я вижу на дамбе темное пятно мотоцикла с пульсирующим огоньком дульного пламени.
– Готово!
Ловлю в прицел это пятно.
– Огонь!
Г-гах! Блямс! Снаряд пролетает над дамбой и взрывается где-то за ней. Ниже надо брать, чертовы сумерки!
– Готово!
Мотоциклисты уже убираются на свой берег, в запале ловлю в прицел еще одно уходящее пятно.
– Огонь!
Г-гах! Блямс! Мимо. И тут я слышу звук. Я никогда не слышал его раньше, но сразу понял, что это такое.
– Ложи-и-ись!!!
Я одним прыжком достигаю щели, но первым туда попадает Петрович. Я падаю на него, сверху валится Костромитин. Бах! Бах! Бах! Бах! Сверху сыплются земля, ветки и листья. Точно бьют, гады. И как только они нашу позицию засекли в этих сумерках. Небольшой перерыв, и снова. Бах! Бах! Бах! Бах! Минометный обстрел длился всего минуты две. Точнее, целых две минуты. Две самые долгие минуты в моей жизни. Кажется, Петрович внизу бормочет молитву. Я бы тоже бормотал, если бы знал. Единственное, что помню: спаси и сохрани.
Когда все заканчивается, мы еще минуты три лежим неподвижно. Лежим и слушаем, но бой уже затихает. Или мы окончательно оглохли. Наконец я не выдерживаю и пихаю лейтенанта.
– Слазь с меня, лейтенант, а то Петрович внизу задохнется.
Выбираюсь из щели вслед за Костромитиным, последним вылазит Петрович.
– В следующий