Сын ведьмы. Симона Вилар
сводя широко открытых глаз с растрепанного со сна светловолосого парня.
Сава тоже с интересом смотрел на всклокоченного волхва. Стал подниматься. И тут Жишига громко закричал, замахал руками, словно отгоняя наваждение.
– Блазень!51 – выкрикнул. – Упырь! Глоба из-за Кромки52 вернулся!.. Или дух его…
И рухнул как подкошенный. Остался лежать в беспамятстве.
Добрыня же и приводил его в чувство. Велел взволнованной Забаве набрать в роднике воды и облить Жишигу. Сам хлопал ладонями по его щекам.
Тот стал наконец проявлять признаки жизни. Но и придя в себя, не сводил с Савы глаз, хватался за свои амулеты, чуров поминал, Сварога светлого звал и просил защитить.
– Что, так похож мой парень на кого-то? – спросил Добрыня.
– Похож? – переспросил ошарашенный волхв. – Да похож, как одна капля воды на другую.
– Я тоже сперва так подумала, – присев рядом с волхвом, сказала Забава. – Но этого парня Нежданом зовут, и он пришел с берегов Днепра с гусляром Добряном.
Теперь Жишига не скакал, а только смотрел, морщил и без того складчатый лоб, раздумывал.
И тут Забава заговорила с ним на каком-то незнакомом Добрыне языке. Что-то поясняла, а волхв кивал, соглашаясь. Наконец вроде как смирился.
– Если уж он при свете нарождавшегося дня не развеялся, то, может, и впрямь живой человек. Странно все это. Но только Малфрида сумеет дать точный ответ.
Они двинулись в чащу. Шагавший первым Жишига опять стал подскакивать, посохом махал, бормотал что-то. Следом шла молчаливая Забава со своим мешком за плечами. Добрыня и Сава замыкали шествие, но в какой-то миг парень догнал Добрыню и сказал:
– Я уразумел, что Забава этому лохматому говорила. Это язык голяди53, и я его почему-то знаю. А сказала она, что моя мать жива и точно скажет, тот ли я, за кого меня приняли, или нет. Но странно мне все это…
А вот Добрыня уже ни в чем не сомневался. Сава был из местных, недаром же понял язык жившей рядом с вятичами голяди. И все местные уверены, что он давно мертв. Но это только Малфрида может разъяснить. Значит, их наверняка отведут к ведьме. А это как раз то, что Добрыне и надо.
Глава 3
За лиственным, густым от поросли лесом начинался темный ельник. Забаве он нравился. Мрачный, темный даже в солнечный полдень, хранивший особый зеленоватый сумрак, ельник казался девушке исполненным некой особенной тайны. Вековечные ели с тяжелыми нависающими лапами закрывали собой обзор, казалось, что за ними как будто и нет больше ничего. Земля под ногами пружинила от напáдавшей за годы хвои; под каждым еловым стволом круговое углубление – ель сидит в нем, как в лунке, потому что сквозь густые ветви опавшая хвоя не доходит до земли. А чуть заденешь еловую лапу, так и сыплется на голову.
В такой безветренный день, казалось бы, в глухом ельнике должна быть удивительная тишь. А вот и нет! То и дело можно уловить какие-то звуки: стрекот, цокот, шуршание. Интересно до жути! Будь Забава тут одна, она, может, и
Блазень – призрак.
Кромка – по поверьям, особая грань, за которой находится мир мертвых, отделенный от мира живых людей.
Голядь – балтское племя, проживавшее севернее вятичей.