Сын ведьмы. Симона Вилар
на великого и милосердного Иисуса Христа. Только он им отныне заступником будет.
Верили ли в то люди? Сейчас они больше верили грубой силе. Да и спастись хотели, ибо видели, что тех, кто с крестом, ни Путята, ни Добрыня не велели трогать. А кого из вышедших из Волхова без креста замечали… то и зарубить могли. Уж лучше с крестом.
Три дня продолжалось это крещение. На колу в медленных муках умирал тысяцкий Угоняй, но на него уже не смотрели. Он стал прошлым, а вот то, что Добрыня велел выкатить меды стоялые и пиво хмельное и угощать всех, кто уже крещение принял, людям понравилось. И, как обычно бывает, многие даже повеселели, не вспоминали о прошлом.
Наконец Добрыня решил, что в городе достаточно спокойно, чтобы послать за епископом Иоакимом. Тот явился величественный, но приветливый, говорил с людьми участливо, улыбался мягко. Но опешил, когда только что смиренно принимавшие его новгородцы вдруг кинулись к капищам, где Добрыня как раз велел поджечь деревянные изображения старых божеств, а каменные выкорчевать и кинуть в Волхов. И пусть в последние дни на капище никто не ходил, но теперь люди стали причитать и рыдать, глядя, как их недавних кумиров поглощает пучина.
Добрыня еще со времен крещения в Киеве помнил, как народ бежал следом за уносимым днепровской волной идолом Перуна. Здесь наблюдалось почти то же самое. Эти тоже покричат, попричитают с перепугу, да и успокоятся.
А вот Путята волновался:
– Не поторопились ли мы, посадник? Так можно и озлить людей. Думаю, следовало бы немного повременить и просто стражу выставить у капища, не пускать никого к идолам этим поганым…
– Не могу я тут долго суды судить да ряды рядить! – неожиданно резко отозвался посадник. – Мне поторопиться надо, чтобы потом…
А что за этим «потом», не сказал. Зато выехал к Волхову на своем белом как сметана жеребце, гарцевал на нем и выкрикивал, перекрывая стенания новгородцев:
– Что, безумные, сожалеете о тех, кто себя оборонить не может? Какую пользу вы ожидаете получить от них? Идол он и есть идол бездушный. А Христос с небес все видит. Своими рыданиями вы его и рассердить можете.
Опасались ли новгородцы гнева нового Бога, которому их насильно отдали, или, будучи людьми толковыми и понимающими выгоду, предпочли не перечить грозному посаднику, но постепенно они стали расходиться. А там и на новое гуляние явились – Добрыня ведь не скупился, щедро пировал с теми, кто своеволия не проявлял.
Зато вскоре узнал, что пару его священников эти упертые порезали. Одного насмерть, а вот ловкий дьяк Сава отбиться смог. Ну а потом весть пришла, что нашлись и такие, кто покинул Новгород. Уехали целыми семьями, и новгородские сторожа-объездчики нашли на путях вдоль Волхова брошенные на землю кресты.
Епископ Иоаким к этому отнесся на удивление спокойно.
– Пусть. Мы не можем спасти того, кто не хочет быть спасенным, – сказал он. – Сами же с крещеными лаской и заботой будем сближаться, добро им делать. Людей это успокаивает. А как возведем в городе