Муос. Захар Петров
* *
Сначала сирота Игорь Кудрявцев обрадовался такому ответственному назначению. Но потом вспомнил, что все, что ни случается в его жизни, бывает только к худшему. Он тяжело вздохнул и тупо уставился на шипящий приемник.
Игоря, когда он был еще маленьким, забрали с Тверской – одной из станций, на которой к власти пришли фашисты. Он мало что помнил из своего детства. Например, совершенно не помнил лица матери. На его месте в памяти всегда возникал расплывчатый полуовал. Но вот ее густые светло-русые волосы Игорь помнил хорошо. Так же хорошо, как и черную униформу матери и красно-белую повязку с черной трехлучевой свастикой на рукаве. А еще помнил ласковые руки и ласковый голос, когда она пела ему какие-то песенки. Сына она обычно называла Игорек. И вообще, образ матери у Кудрявцева никак не вязался с теми представлениями о фашистах, которые рисовали в своих рассказах ветераны Полиса. Он считал бы их россказни неправдой, но память упрямо хранила один случай.
Игорь почти всегда по вечерам встречал мать с работы. Она выходила из двери, ведущей в какой-то коридор в дальнем конце перрона их станции. В тот коридор никого не пускали. Иногда оттуда слышались приглушенные, леденящие кровь, почти нечеловеческие крики.
Он дожидался мать у двери. Женщина выходила, ласково ему улыбалась, радостно брала на руки. Когда Игорь спрашивал, кто там кричит, мать отвечала, что это «плохие». Иногда она их называла «чурками». Для шестилетнего мальчика этого было достаточно. Воображение превращало этих чурок в страшных монстров.
Но однажды Игорь попал внутрь. В этот вечер дверь «маминой работы» была открыта. У входа стояли два охранника в черной форме. Обычно они находились за дверью и запирали ее изнутри. Сейчас оба вышли и ругались с каким-то рабочим, пытавшимся протолкнуть в дверь тележку. Тележка не лезла, и охранники благим матом орали на рабочего, потом вытолкали тележку и стали пинками прогонять бедолагу. Охранники привыкли к тому, что Игорь постоянно ошивается возле двери, и поэтому на него не обращали никакого внимания. В этот-то момент мальчик и проскользнул в коридор.
Он забежал в ближнюю комнату и увидел свою мать. Та была в белом халате, испачканном кровью. Мать и еще двое мужчин в таких же халатах склонились над почти голой и удивительно смуглой девочкой, привязанной к какому-то странному железному стулу. Девочка была лет шести. Ремни жестко притягивали ее к сиденью, не давая возможности пошевелиться. Выше уровня глаз черепная коробка девочки была срезана. На столике в лужице крови лежал верх черепа с пышной копной удивительно черных волос. Таких Игорь еще никогда не видел.
Девочка не могла кричать – у нее во рту торчал резиновый кляп, поверх которого шел еще один ремень, жестко вжимавший кляп в рот, а вместе с ним и прижимавший голову ребенка к подголовнику стула. Но девчушка, похоже, была в сознании. На окровавленном лице застыли ужас и невыносимая мука, глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит.
Девочка увидела Игорька и как-то встрепенулась. Мать повернула голову, побледнела и зло крикнула: «Пошел вон!».