Меч Тристана. Ант Скаландис
хлеба, а на работу пришлось бы уже ходить пешком. В общем, университет, где Маша читала лекции по зарубежной литературе, нужен ей был практически лишь для общения – с людьми и книгами. Сотрудники кафедры, да и студенты, безусловно, помогали ей в работе над диссертацией. Но на самом-то деле все, что она писала, называлось диссертацией так, в силу привычки. Защита, звание кандидата, даже новая должность – вся эта по нынешним временам никому не нужная чепуха не прельщала и Машу. Она писала для себя, ее интересовало научное исследование как таковое.
Однажды, наткнувшись на странные аналогии в древних британских и скандинавских текстах, Маша почувствовала некую тайну, некую загадку, которую все литературоведы и историки в течение многих веков словно бы не замечали или, откровенно испугавшись, делали вид, что не замечают, и обходили стороной. Машу заело. Она решила докопаться, вполне отдавая себе отчет в том, что труд предстоит титанический и на завершение его может не хватить всей жизни. Ну и что? Все равно пока ей ни с кем не хотелось делиться своими идеями. Пока. Вот потом, когда возникнет необходимость ехать в Англию, Ирландию, Норвегию – тогда придется, ей одной этого просто по деньгам не потянуть. А сегодня еще очень многое можно найти здесь, в Москве и Питере, и это многое следовало перелопатить. Она и работала как вол. А чем еще ей было заниматься? Ведь личная жизнь не удалась.
Родителей потеряла рано. Чуть позже умерла и бабушка, у которой она жила в коммуналке: и к университету ближе, и помогала старой больной женщине. Так Маша в двадцать лет осталась совсем одна. Тоска. Но какая может быть тоска в этом возрасте? Молодые же все, и демократия в стране молодая. Денег нет – черт с ними! Зато говорить, смотреть, писать, читать можно все что угодно, ну, почти все! Здорово-то как: споры о вечном, вино, любовь, надежды… Меж тем традиционно студенческий загульный образ жизни был не в Машином вкусе, пьяные сборища на ее территории начали утомлять, семейный уют как-то больше импонировал, вот и выскочила замуж, не долго думая. Даже в отдельную квартиру переехали. Было хорошо. Но недолго.
Муж-однокурсник поступил с ней подло. Сначала заставил сделать аборт («Ты что, сдурела, мать, надо хоть универ закончить, на ноги встать, какой, на хрен, ребенок?!»). А потом, когда после жутко неудачной операции – ну бывает такое, все под Богом ходим! – оказалось, что у нее, вероятнее всего, уже никогда не будет детей, юный супруг Володя заявил буквально следующее: «Ты, конечно, красивая и умная баба, но зачем мне, извини, бесплодная жена?» Дело было, разумеется, в другом: Володя уже увлекся к тому времени другой красивой и умной бабой, а Машу он, собственно, никогда и не любил. Какая уж там любовь – так, полудетские сексуальные игры, закончившиеся по неопытности браком.
Всех следующих своих мужчин Маша рассматривала не более как партнеров для поддержания общего здоровья. Она была теперь очень строга в выборе, очень осторожна в поведении и никогда не говорила о женитьбе. Цинизм становился нормой