Дорога в декабре (сборник). Захар Прилепин
говорит Вася. – Твой самолет улетел.
– Чего такое? – цедит сквозь зубы Старичков.
– Садись, говорю.
На базе Старичков хмуро вытащил рюкзак и молча прошел мимо курящих на входе пацанов. У каждого были сведены скрытой насмешкой скулы. Я, улыбаясь, побрел вслед за Старичковым в «почивальню».
– Не раздевайся, – говорит мне Шея.
– А чего?
Шея, не отвечая, приглядывается к пацанам и выкликивает поименно Хасана, Диму Астахова и Женю Кизякова. Отправляемся в кабинет Черной Метки.
– Чего случилось, взводный? – интересуется Астахов по дороге.
– Попросили собрать пять надежных ребят. За неимением надежных остановился на вас, – на серьезке говорит Шея, открывая дверь в кабинет. Нас молча ждут Андрей Георгиевич и Семеныч.
– Хасан, знаешь дом шесть по улице Советской? – спрашивает Черная Метка, когда мы рассаживаемся.
– Знаю, – говорит Хасан.
– Точно помнишь, где он? Ты ведь давно в Грозном не был? – спрашивает Семеныч.
– Я здесь жил. Я помню, – отвечает Хасан.
Черная Метка пишет на листочке цифры – «6» и «36».
– Это номер дома и номер квартиры. Здесь живет Аслан Рамзаев. По оперативным данным, он находится в городе, приходит ночью домой. Надо его аккуратно взять и привести сюда. Ночью или утром. Выбирайте, когда удобней.
«Вот ты, бля…» – думаю ошалело.
– Насколько аккуратно? – спрашивает Шея.
– Без пулевых ранений в голову, – говорит Семеныч.
Мне кажется, что Семеныч заговорил лишь затем, чтобы показать, кто все-таки здесь начальник.
Решаем выйти вечером, в двадцать ноль-ноль. Город начинают обстреливать ближе к полуночи, есть смысл отправиться пораньше. По поводу обратной дороги никто даже не задумывается.
«Ну почему вот я стесняюсь забиться под кровать и сказать, что у меня болит сердце и колики в легком? – думаю я в “почивальне”. – Что за стыд такой глупый? Ведь убьют, и все… Откуда они могут знать, что этот Рамзаев один придет? А вдруг он с целой бандой приходит? А мы будем в подъезде сидеть, как идиоты. Кому это только в голову пришло…»
Не найдя ответа ни на один из своих вопросов, я кисну, как творог. Беру книгу, но она оказывается на удивление невнятной.
«Как можно какие-то буквы писать, когда живого человека гонят на погибель. Да и какой смысл их читать? Глупость несусветная…»
Я ушел курить и курил целый час. Вернулся – Шея носок зашивает.
«Видимо, он намеревается вернуться», – подумал я презрительно. Послонялся между кроватей, пацаны предложили мне в карты поиграть, я неприятно содрогнулся.
«В карты, бляха-муха…» – передразнил мысленно.
Хасан лежал на койке с закрытыми глазами. Я опять вышел на улицу. По дороге встретил Женю Кизякова, идущего из сортира.
– Последний раз облегчился, – сообщил мне Женя, улыбаясь.
– Да ладно! – ответил я Кизе.
Это меня немного успокоило. Хоть один нормальный человек есть. А то носки зашивают.
Ну,