Боль. Цруя Шалев
наклейки.
Как раз в то утро Омер был относительно бодр. Он неистово скакал на их двуспальной кровати, когда Микки уже был одет, а она едва проснулась. Стояло ясное летнее утро, и было даже немного прохладно, так что Микки надел старый тонкий джемпер – ужасный, на взгляд Ирис, но выбросить его он отказывался, – а Омер, не давая им расслышать друг друга, изо всех сил голосил, с восторгом переиначивая слова.
– Семилетние ребятки рисуют писями и каками! – вопил он, как всегда умудряясь всех взбесить.
– Уходишь? – удивилась она. – Никто еще не готов, еще нет семи.
А Омер закричал:
– Мне уже семь! Вы что, забыли, что мне уже семь лет?
И Микки сказал:
– Вызывают на работу. Сервер упал. Надо поднимать.
Она снова изумилась:
– В такое время?! – Как будто речь шла о середине ночи.
И он сказал:
– Омер, замолчи немедленно!
Как раз в этот момент мальчик скакал беззвучно, но при этих словах его молчание немедленно превратилось в истошный вопль, перешедший в вызывающую песню:
– Папа-пипи, папа-кака, говорит со мной, как бяка!
Это безобразие заставило ее вмешаться:
– Омер, хватит! Я тебе запрещаю так выражаться!
А Микки, человек настроения, уже начал расстегивать молнию ветровки:
– Ничего, я останусь и отвезу их, как всегда.
Их школа была по пути к его, а не к ее работе, да и вообще в то время она находилась в академическом отпуске, готовилась к защите магистерской степени и любила неторопливо принять душ и выпить кофе после того, как все уже ушли, – но по его лицу она поняла, как важно ему выехать поскорее, как он обеспокоен проблемами с программным обеспечением, и решила раз в жизни отказаться ради него от своих утренних удовольствий, чтобы возместить что-то иное, куда более существенное, из-за чего всегда испытывала к нему сочувствие, что-то вроде угрызений совести, и за это иногда сердилась на него, а иногда и на себя.
Она села в постели, напротив зеркальных дверец шкафа. Ее лицо было бледным и выглядело усталым, черные волосы были растрепаны, и она слегка поправила волосы и посмотрела на себя в профиль. Омер уже вышел из комнаты и, видимо, начал устраивать ералаш в комнате Альмы.
– А ну вали отсюда! Папа! Мама!
Ирис вскочила с постели и, проходя мимо Микки, сказала ему:
– Иди налаживай свою систему, я с ними справлюсь.
Он подергал молнию на джемпере вверх и вниз, и это легкое движение положило конец неопределенности и решило их судьбу. И судьбы десятков других людей, которые занимались в этот миг привычной подготовкой к обычному рабочему дню: мыли свои тела, которым вскоре предстояло быть преданными земле, наклонялись надеть ботинки на ноги, которые ровно через час будут оторваны, наносили увлажняющий крем на кожу, которая вот-вот сгорит, торопливо прощались с ребенком, которого больше не увидят, меняли подгузник младенцу, которому оставался всего час жизни. Вот и она тоже надела свободную