Возвращение. Виктория Хислоп
чтобы прочитать подписи на афишах. Бои, которые они рекламировали, происходили на аренах, раскиданных по всей стране: в Севилье, Мадриде, Малаге, Альмерии, Ронде… Список можно было продолжать до бесконечности. Города были разными, а вот имя везде стояло одно и то же: Игнасио Рамирес.
Соня медленно прошлась вдоль ряда афиш, всматриваясь в детали с тщанием художественного критика на открытии выставки. В конце обнаружился фотоколлаж из черно-белых снимков какого-то мужчины, по-видимому Игнасио Рамиреса. Для нескольких портретов он позировал, застыв в принужденной позе, каждый раз в новом костюме для корриды: в обтягивающих бриджах, украшенных вышивкой, короткой, обильно обшитой галуном куртке болеро и треугольной шапочке. В камеру этот свирепый красивый мужчина глядел сердито, обжигая высокомерием даже через фотографии. «Интересно, – думала Соня, – а быка он усмирял таким же убийственным взглядом?»
На других снимках тореадор был запечатлен в движении и, судя по всему, как раз за этим самым занятием: вот он стоит, обратившись лицом к быку, в каких-то метрах от полутонны ничем не сдерживаемой ярости. На нескольких кадрах плащ, пойманный объективом фотографа в момент взмаха, превратился в размытое пятно. На одной из фотографий было видно, что бык пронесся столь близко, что вскользь коснулся матадора, а рогами, наверное, зацепился за плащ.
К этому моменту на ближайшем к Соне столике уже стояла чашка черного-пречерного кофе в компании испускающего пар кувшинчика с белой пенкой. Она капнула молока в чашку, помешала и начала медленно, маленькими глоточками пить, почти не отрывая взгляда от фотографий. Хозяин кафе стоял рядом, похоже ожидая вопроса.
– А кто этот Игнасио Рамирес? – спросила она.
– Один из ребят, что когда-то здесь жили, и знаменитый тореро.
– Которого в итоге убил бык? – уточнила Соня. – Слишком уж он близко здесь его подпустил.
– Нет, Игнасио ждала другая смерть.
Они находились перед фотографией, на которой тореро стоял с высоко занесенной шпагой во вскинутых руках всего в нескольких футах от быка. Кадр запечатлел полное драматизма мгновение: матадор уже готов вонзить свое оружие зверю между лопаток. Человек и бык меряются взглядами.
– Это, – пояснил хозяин кафе, – ла ора де ла вердад.
– Час чего?
– Если переводить на английский, «момент истины». Тот миг, когда матадор должен нанести смертельный удар. Если он просчитается со временем или рука его дрогнет – ему конец. Терминадо. Муэрто[24].
Только теперь, когда Соня изучила каждый снимок и вгляделась в пристально следящие за ней непроницаемые темные глаза, она заметила массивные бычьи голову и грудь, украшавшие дальнюю стену бара. Бык был черным как смоль, с грудью в добрый метр шириной и видом столь свирепым, что продолжал вселять ужас даже после смерти. Чуть ниже, но все-таки довольно высоко от пола висела табличка с датой. «3 сентября 1936 г.», – с трудом прочитала Соня.
– Лучшая
Кончено. Смерть