Судьбы людские. Александр Федорович Чебыкин
военнопленных вместе с лошадьми и повозками. Да не забудь дать расписку, что возвращаются по болезни.
– Слушаюсь. Писарь, ко мне. Дай им бумагу и пусть проваливают и более не попадаются.
Сотня ускакала за село. Федор руководство взял на себя. Заставил оставшихся в живых собрать и погрузить на сани порубленных мужиков. Побитые были или «княжьего двора» или соседних деревень.
Обоз из тридцати подвод, с нагруженными окоченевшими на морозе земляками, двинулся в обратный путь. Братья попрощались. Петр просил у Федора прощения, говорил, что хотя его прямой вины в этом избиении нет, но тяжесть содеянного лежит на его совести. Обратно дороги нет. Слишком запятнал себя бесчестием. Сейчас один путь – или пан, или пропал.
Слух, что колчаковцы порубили обоз, быстро разлетелся по Прикамыо. Население к колчаковцам стало относится враждебно.
Обоз встретили в Верхней Курье. Приехало более полусотни подвод. Разбирали родных и близких. Плач стоял такой, что было слышно на другой стороне Камы, в Перми. В «Княжьем дворе» сорок дней справляли поминки. Народ возмущался: «Германец не убил, так свои злыдни жизни решили».
Федор погостил у сестер, дольше задержался у младшей Людмилы, синеглазой красавицы, с льняной косой, бойкой и гибкой. Муж, Григорий Прохоров, погиб в 1918 году под Псковом, защищая молодую республику Советов. Сынишка Павел целыми днями крутился около отца: не отставал ни на шаг. Помог сестрице по хозяйству, которое за время войны порушилось. Сын Алексаша был мал и несмысленыш еще. Приходила поиграть с Шуриком племянница Лена. Часто спрашивала: «Дядя Федор, почему к нам не заходишь, у нас с мамкой кругом дыры в хозяйстве».
– Если приглашаешь, то приду, а мамка против не будет?
– Нет, не будет. Она говорит, что хорошо бы было, если дядя Федор пришел и немного помог.
В воскресенье Федор зашел к Ирине вместе с детьми. В доме чистота, как на Пасху. Федор спросил: «Ирина, давай работу, а вообще-то сам вижу, где что надо поделать. Пока снег в поле, перекрою конюшню, а то на крыше доски прохудились, косяки в доме заменить надо». Федор провозился дотемна. Вечером Ирина предложила: «Куда на ночь глядя пойдешь, оставайся, ночуешь с нами, места хватит. Ложись в горнице, а я с детворой на полатях».
Наработавшись за день Федор еле доплелся до кровати. Дети наперебой заспорили, кому спать с Федором. Павел – я с папкой, Елена – и я с дядей Федей.
Федор попросил: «Ну-ка без спора, оба в кровать, один справа, другой слева». Ирина ночью несколько раз вставала, смотрела на спящую троицу в бликах яркой луны и радовалась.
Ирина и Федор день от дня более и более привыкали друг к другу. По утрам вскакивала, заглядывала в горницу, боялась, а вдруг там не окажется Федора.
Колчаковцы то приходили, то уходили.
На масленицу 1919 года в «княжий двор» снова вошел отряд колчаковцев. В дом зашли два солдата с винтовками и потребовали, чтобы Федор явился в управу. В управе собрали мужиков сорок: у которых родственники ушли с красными, туда же притащили тяжелораненых, которые по мобилизации воевали за Советскую власть, и шестерых