Еще один человек. Алексей Штейн
Но я туда не полезу. Потому что страшно. Взяв за спинку верхний из стульев, ножкой пытаюсь нажать ручку. С третьей попытки все же получилось, и когда, щелкая язычком, дверь приоткрывается – толкаю ее вперед, тут же бросая стул и хватаясь за «швабру».
И вновь – ничего. Тишина. Дверь открылась от толчка почти полностью. С лестницы тянет холодком… и странным запахом, как ацетоном. Точно! Так от дедка и от Семеныча пахло! Так, похоже, от всех мертвяков воняет! Правда, как от девки и тетки пахло, я не помню. Но это – точно от Семеныча воняет! Тут он, гад, туточки! Притаился и ждет меня, падла. А вот хрен тебе по всей липкой морде!
Но надо что-то делать. Начинаю шуметь, ворочая стулья, потом, обнаглев, кричу в проем, на лестницу:
– Э-э-э-э, Семеныч! Скотина дохлая, а ну подь сюды, убивать тебя стану! Давай, заваливай в гости, мразь! Ща я тя угощу – заманаешься кушать!
Не-а. Не идет. Очевидно, не по статусу пригласил, обиделся. А что делать-то? Не-э-э, я туда не пойду. Уж лучше вы к нам. Подожду.
Через три минуты ожидания доходят простые мысли – мне надо жрать, пить, гадить и спать. А ему, похоже, нет. И он-то может ждать сколько надо.
И еще. Двери-то мне теперь не закрыть. Не выйдя на лестницу – не закрыть. Вот гадство! И ведь ни фига не сделаешь, НАДО как минимум закрыть… а вообще-то – по-любому его надо как-то завалить. Иначе… иначе мне пипец. Эта несложная мысль вдруг заслоняет все остальные. Да, че-то я серьезно накосячил. Лихорадочно пытаюсь что-либо придумать… О, есть одна идея.
Только недавно снятая косуха вылетает на лестницу. И тут же сбоку в нее в прыжке вцепляется Семеныч, вместе с ней влепившись в стену у лифта, – и, не удержавшись, скатывается на несколько ступеней по лестнице. Извернувшись, выпустил куртку, сообразив, что это вовсе не добыча, но прятаться вновь не стал и бросился вперед, в квартиру. Отскочив от завала из стульев, выставляю вперед «электрошвабру». Расчет оправдался: шустрый покойник влетел в прихожую – и тут же завалился, запутавшись в «противотанковом еже» из ножек стульев. Не раздумывая, ткнул своим «оружием» в оскаленную рожу. И попал. Щелкнула не столь уж и большая вспышка, лампа в прихожей задрожала светом, послышалось шкварчание… И вдруг в щитке у двери звонко выстрелил автомат, и свет погас.
В ужасе бросив ставший бесполезным «инвентарь для окончательной уборки», отскакиваю в коридор, выхватывая тесак. И в свете лампы с лестницы вижу, что Семеныч лежит, обмякнув, на груде стульев, подрагивая, как закоротивший заяц-энерджайзер. Не теряя ни секунды, со всей дури луплю его тесаком в затылок. Хруст и чавканье… и хорошо, что дверь в ванную открыта. А то я еще у двери так и не прибрал. Фу, твою мать… Подумалось – ведь впервые убил человека…
Не-э, не человека, не надо тут. Он уже мертвый был. Надо, надо привыкать, а то никуда не годится. Так на каждом шагу харч метать – никаких запасов не хватит. И отвлекает. Да всякие духовные терзания еще. А главное – со стороны не смотрится, хорошо, хоть тут никто не видел.