Разрубленное небо. Александр Логачев
как у Рётаро, принято сравнивать с печеным яблоком.
Из-за этих морщин невозможно было понять, сколько же лет слуге. В спокойном состоянии лицо кажется молодым, стоит появиться морщинам – старик стариком. Можно было бы, конечно, спросить у самого Рётаро, но Артем не спрашивал. Во-первых, не пристало самураю высокого ранга интересоваться возрастом слуг, по идее он на них должен обращать внимание не больше, чем на циновки, по которым ходит, а во-вторых, полученный ответ убивает вопрос, а вместе с ним загадку и тем делает жизнь скучнее. Правда, уж кому-кому, а Артему не приходилось жаловаться на скуку. Веселья в его жизни хватало. Даже порой зашкаливало с весельем…
– Ну, за императора всея Ямато! – по-русски произнес Артем и влил в себя содержимое глиняного сосудика.
Рётаро, изучивший все повадки господина, знал, каким будет следующий приказ всесильного даймё.
– Рётаро, позови Мито! – Артем бросил слуге пустой сосуд из-под саке, и это был уже пятый за сегодня сосуд. – Впрочем, ты и сам все знаешь, старый плут…
Не только Рётаро прекрасно изучил привычки господина, то же самое можно было сказать и об остальных обитателях замка. Та же Мито – в этом можно не сомневаться – уже сидит с бива наготове возле окна на женской половине. Прислушивается, ждет, когда ее позовут. А раньше положенного показываться на глаза хозяину не решается – хозяин может и осерчать. Ведь сегодня хозяин хандрит.
Незнакомое слово «хандра» обитатели замка выучили за четыре месяца и уже даже перестали считать чужеземным, более того, оно давно уже шагнуло за пределы замка и уверенно входило в речь обитателей провинции. Японцы понимали это слово как «сумеречное состояние души».
Вот аккурат в это самое сумеречное состояние их даймё время от времени и впадал. А последнее время впадал все чаще и чаще…
Мито, семеня, пробежала от крыльца до бочки, упала на колени на заранее расстеленную Рётаро циновку, склонилась низко, едва не касаясь лбом земли. Замерла в ожидании приказов господина.
– Играй, Мито! – сказал Артем. – Нашу…
– Хорошо, господин.
Мито кивнула, положила бива на колени. Тронула струны.
В замке считали, что даймё поет свои песни на древнем колдовском языке, этим пением отгоняет злобных духов, которые погружают его душу в сумеречное состояние. И не песни это вовсе, а заклинания. Ведь человеческое воплощение могучего Бьяку-Рю, сиречь Белого Дракона, не может не владеть действенными заклинаниями против злобных духов.
Артем, разумеется, никого ни в чем не разубеждал, еще не хватало! Пусть себе ищут и находят лишние подтверждения могущества Белого Дракона. Это работает на укрепление власти даймё – все хорошо, все правильно, все годится.
– Счастье вдруг как-то раз… – запел Артем под аккомпанемент бива. Певец из него был, конечно, аховый, но дело же не в попадании в ноты и не в лазурной чистоте голоса, а в душе, которой поет русский человек.
– …Постучалось в двери. Неужель ты ко мне? Верить иль не верить?
Артем