Опасный винтаж. Рина Осинкина

      Егор Росомахин откинулся в пассажирском кресле и с отрешенной полуулыбочкой посматривал то на водителя, то сквозь лобовое стекло, то по сторонам, любуясь убегающими назад видами.

      Ловко у него получилось напроситься в попутчики, жаль, что до сих пор не знает зачем. А теперь еще и за своим «Фордом» придется возвращаться в эту промзону. Ну хорошо, не промзону. В этот центр культуры и цивилизации.

      Он не любил блондинок. Особенно натуральных. Чего спросить с крашеных? Дуры и есть. А вот натуральные… Притом что они, как правило, невзрачны, с бесформенными носами и вялой кожей, блондинки натуральные самодовольны и обладают раздражающей уверенностью в своем фатальном влиянии на всю самцовую часть человечества. Идиотки. И стервы.

      И чего он к этой прицепился? Еще и уговаривал. Придумывал. Объяснялся. Не сразу, кстати, получилось. Он мог бы, конечно, наплести что-то насчет внезапно обрушившегося урагана чувств, невозможности расстаться навеки и навсегда потерять, и она повелась бы! Любая повелась бы, и эта не исключение.

      Но сегодня он решил быть креативным. Поэтому он, доверительно понизив голос, признался, что не все ему в этом деле с убийством понятно, что он не верит, что это Тамара, ну и так далее. Хотелось бы услышать ее мнение на этот счет.

      Девица клюнула, и вот он здесь, в ее тупорылой японской машинке желтенького цвета. Хорошо, что не в розовый горошек. Хотя подушка в виде розового слоника на заднем сиденье присутствует. Бр-р…

      На самом деле он отнюдь не был уверен, что такая растеклась бы, услышав пошленькие сигнальные фразы, которыми сейчас вовсю пользуется основная часть мужского населения для межполовых вербальных контактов. А проще – для склеивания телок, и телки с радостью склеиваются.

      Егор скосил глаз, чтобы посмотреть на ее профиль, и решил – не растеклась бы. Может, поэтому Егору Росомахину и захотелось ее склеить? Он любил сложные задачи.

      Конечно же, именно из-за этого. Потому что натуральная блондинка понравиться ему не может никогда. А неплохо, кстати, она держится за рулем.

      Был еще нюансик. Смешно даже. Запах «Клима».

      Как-то он подарил ярко-голубую коробочку Корнелии, а она расхохоталась и даже красивый шелковый бант, которым та коробочка была украшена, развязывать не стала.

      Когда отсмеялась и промокнула подушечками пальцев уголки безукоризненно накрашенных глаз, пояснила с улыбкой:

      – Не обижайся, Ёжка, я не смеюсь над тобой, а радуюсь! Значит, врут про тебя бабы из отдела рекламы, и вовсе ты не бабник, душа моя. Иначе ни за что не принес мне вот этот нафталин.

      Егор за «нафталин» обиделся, причем как-то всерьез, по-детски. Но, конечно, смешливой Корнелии он об этом говорить не стал. Как, впрочем, и про то, что бабы из отдела рекламы все-таки не врут. Зачем ей это? Узнает сама со временем.

      А идиотская женская манера презирать то, что, по чьему-то там авторитетному мнению, уже устарело или, как они любят выражаться, «в этом