Ксенотанское зерно. Константин Костинов
деревья голыми руками. Так мы становимся сильными, госпожа.
– Ты надо мной издеваешься?
– Нет, госпожа.
Ирма подумала, достала монетку из-за пазухи, посмотрела на нее. Хитро улыбнулась:
– А как же ты просверлил монету?
– Ножом, госпожа.
– А откуда у тебя нож?
Ирма вздрогнула: в борт повозки перед ней воткнулся кинжал.
– Забрал, госпожа.
Ирма проглотила слюну:
– У кого?
– Я не помню, как его звали, госпожа. Слуга Грибного Короля, который хотел вас похитить, госпожа.
– Ты… – Ирма задохнулась. – Ты ограбил тела? Может, еще и деньги собрал?
Перед ней тяжело брякнулся крупный, набитый битком мешок.
– Они ваши, госпожа.
– Забери их себе! – Девушка не находила себе места от возмущения.
Якоб спокойно убрал мешок с деньгами обратно. Чем сильнее обозлил девушку.
«Он еще и деньги забрал!»
Она отвернулась и закуталась в куртку. Потом задергалась, яростно выпутываясь из нее. Она, дворянка, сидит в куртке, которую носил какой-то крестьянин!
Дальше ехали молча.
– Есть новости о Рупрехте.
– Он сообщал мне, что девчонку нашли. Привез?
– Нет. Рупрехта и его людей нашли мертвыми неподалеку от границы Чернолесья.
– Всех?!
– Включая лошадей. Их просто измолотили…
– Кто? Кто?!
– Не знаю. Свидетелей не было.
– Постой, а Лени? А шарук? Тоже мертвы?
Молчание.
– Да с кем же они столкнулись? Двенадцать человек…
– Господин, в тех краях видели шварцвайсских монахов…
– Монахи? Могли. Они – могли. Или же кто-то третий…
– Удалось узнать, кто стоит за происшествием в Штайнце?
– Нет, ваше величество.
– Что говорит аббат?
– Он не может сказать точно, но в окрестностях города произошло еще нечто странное.
– Слушаю.
– У начала дороги епископа Альбрехта нашли убитыми дюжину дворян и лошадей. Убитых зверски, просто измолоченных.
– Кто это сделал?
– Неизвестно.
Пауза.
– Двенадцать человек? Сколько было против них?
– Неизвестно. Может быть, это наш противник?
– Противник? Мог. Он – мог. Или же кто-то третий…
– Все идет как должно, Берендей.
– Кар! Кар!
– Все идет как должно.
Глава 11
«Нет, ну какая наглость! Обычный крестьянин, а ведет себя, как… как свободный человек! Хам! Быдло! Землекоп!»
Ирма сидела в повозке, закутавшись в куртку – к вечеру стало холодно, – и кипела от возмущения. Молча, потому что выказывать свое недовольство вслух для этого… этого… крестьянина слишком много чести!
«А я-то, я! Разговаривала с ним, как… как с ровней. И он еще смел мне отвечать. Да крестьянин при дворянине должен смотреть только в землю и отвечать молча! А он… А он… Да он же ударил меня! Мерзавец! Крестьянин поднял руку на дворянку! Да это же виселица!»
Перед