21 км от…. Александр Горохов
учительница, от которой месяц назад сбежал муж, улыбнулась и спросила:
– Лыкин, а где твои родители?
На самом деле родители ей были не нужны, ей надо было поиздеваться над Лыкиным. Это знал весь класс. Не знал только Лыкин.
Чернила капали на покрашенный рыжей краской пол и, повинуясь законам притяжения, образовывали маленькую лужицу.
– Лыкин, я тебя второй раз спрашиваю, где твои родители?
– На работе, – выдавил правдивый Лыкин.
– Да, а я думала, что они уехали на гастроли с Большим театром, – пошутила остроумная учительница.
Класс радостно понял юмор и засмеялся.
– Нет, они на работе, – честно признался Лыкин.
– Вон из класса! – заорала последовательница Макаренко. – Без родителей не смей появляться!
Лыкин повернулся спиной к притихшему классу и увидел запертую железную входную дверь своей квартиры и самого себя в старых трико, майке и тапочках.
– Господи, как же это так? – спросил себя Лыкин, понимая, что он, во-первых, не Бог, что, во-вторых, жена уехала на неделю в деревню к матери, в-третьих, что ключей у него нет. Они остались там, за дверью, и в-четвертых, что сейчас четыре часа ночи.
Через минуту, осознав все это, он вторично за повествование произнес:
– Ё-ё-ё-ё…
Бежавший от него к соседям таракан оглянулся, поглядел сочувственно на Лыкина, покачал головой, мол, пить надо меньше, вздохнул о тяжелой судьбе мужиков вообще, своей в частности и продолжил путь.
Лыкин остался один. В коридорной тусклой лампочке звенел от натуги желтый вольфрамовый волосок.
– «Гореть всегда, гореть везде, до дней последних донца». «Не такой уж горький я пропойца», чтоб, тебя не навестив, умереть, – вспомнил с ошибками снова про 6-й, а может, про 10 «б» Лыкин.
– Конечно, надо сходить к родителям, помочь, просто поговорить. – Лыкин наконец сообразил, о чем ему тогда твердила учительница.
Повинуясь библейскому инстинкту блудного сына, он засунул концы майки поглубже в трико, само трико расправил, насколько это было возможно, и, шаркая тапочками, начал спускаться по заплеванной шелухой и окурками лестнице. Чтобы не разбудить оставшихся жильцов, ему приходилось, как слаломисту, обходить пустые бутылки, банки и коробки.
После второй плоской площадки Лыкин начал прислушиваться к голосу экскурсовода, звучавшему до этого невнятно. И тот, обрадованный вниманием, окреп и усилился:
– Фресковая живопись со времен до монгольского нашествия занимала видное место в русском изобразительном искусстве. Но со времен Феофана Грека, Даниила Черного и особенно Андрея Рублева она приобрела тот размах и глубокую изобразительную силу, которая так поражает и нас, живущих на сотни лет позже.
Если Феофан Грек еще не отступает от византийских канонов, то его ученики и последователи Даниил Черный и Андрей Рублев вносят в свои творения русскую душу. Вносят суть нашей народной философии, ее противоречивость и неоднозначность.
Даниил