Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
спали?
И тут он отчетливо понял, что это тоже аспирантка с кафедры.
Но почему он ее никогда не видел?
Или все, что с ним происходит, находится в другой плоскости реального времени?
– Спал? – переспросил он. – Странно… Неужели это понятие еще живет на Земле?
Он увидел, как девушка поежилась, не догадываясь, что он ей подыграл.
– Хотя, – продолжит он, – завтра будет ветер с дождем. Нет, наоборот, дождь с ветром.
Она полуулыбнулась.
– А в тысяча девятьсот четвертом году…
Девушка подалась вперед:
– Что тогда произойдет?
– Вы выйдете замуж.
Она болезненно усмехнулась, и он уточнил:
– Во второй раз.
Ощущение присутствия песочных часов неожиданно его покинуло и наступила реальность иного времени.
– Скажите профессору Бармину, – зашептал он, что аспирант…
В это время дверь за спиной девушки бесцеремонно распахнулась, и даже с закрытыми глазами можно было сказать, кто припожаловал.
Конечно же, главный врач.
Он глянул на Аспиранта так, словно видит его впервые.
– Опять предсказал что-нибудь аховое?
Она облизала сразу ставшие сухими губы.
А Аспиранту хотелось крикнуть, что он далеко не Оракул. Это сходная одежда делает всех тут, можно сказать, на одно лицо.
Но не крикнул.
Он не знал сценария, по которому должен работать во благо науки.
Потому произнес, обратившись к девушке:
– Ваша кисть отвергает почти все отпечатки.
И она отдернула руку.
– А меня, – продолжил он, – всегда злит никчемная затрапезная красота, выдаваемая за эталон совершенства.
Девушка смутилась.
И вдруг, сам не зная зачем,
Аспирант начал читать стихи:
Квадратными ребрами выстлан погост
И спелой тоской пучеглазие грезит.
И плачет вином виноградная грозь
И этим вот трезвость понурую бесит.
На кладбище все полбутыльники сплошь
И явники.
Больше же те, кто таились.
И люди вокруг простодушно дивились,
Когда уходили они под вопёжь.
Не надо, не надо страдать ни о ком,
Коль ты не способен от водки отречься.
Взгляни-ка какое сегодня заречье.
Взвести бы бердянку, да жахнуть стихом.
Но кто-то другой остиховит пространство.
Но кто-то другой вдруг прославится тут.
Где, словно итог беспробудного пьянства,
Куда-то кресты захмелело бредут.
И, без продыху, чтобы не дать возможности хоть что-то, но трезво осознать, забубнил уже в прозе:
– Эти глухонемые похороны характеризовали дань времени: ни зевков окрест, ни приличествующих, но причитаний. Будто человек уходил не в иной мир, а оставался в этом. Только на правах притаившегося спящим соглядатая.
– Ну что, коллега, скажете? – обратился главный врач к девушке.
Она продолжала тлеть щеками.
Все последующие дни Аспирант повторял