Бестиарий. Сергей Гребнев
Видела? Догадалась? Свидетель! Поторопил Молля, благо в своем дворе, недалеко идти. Видела, не видела? Усталость вызвала паранойю. Придя домой и закрыв дверь, я начал строить баррикаду в полной уверенности, что стукачка с первого, прикрывая трясущейся рукой трубку, уже шепчет в ментовское бдительное ухо донос на двух негодяев. Молль, ничего не спрашивая, присоединился к строительству баррикады. Менты могли появиться в любой момент! Стол с кухни, кресла, сломанный журнальный столик. Баррикада получилась славная! Теперь нас врасплох не застанешь! Защищенные, мы легли спать. Я, правда, на всякий случай не разделся. Многие говорят: живи каждый день как последний. Поверьте, с похмелья это не так уж сложно! С похмелья уже вчерашний, кажется, был последним.
Опять утро. Опять рваные воспоминания о вчерашнем. Смутные, как бы со стороны. Утро – самое поганое время суток! Иногда минут на пять становится стыдно. Иногда сердце ухает, широко раскрывая рты клапанов, задыхается от воспоминаний, как вчера пьяный мозг транжирил здоровье. Дребезжит гвоздями страха в цинковом ведре сознание. Бывает, руки затрясутся, испуганно не понимая, как до сих пор запястья не в железе. И, если нет алкоголя, чтобы поправиться, продолжаться все это может очень долго.
Рядом утробно храпел Молль. Даже ботинки не снял, гад! Выпить не было! Три найденных таблетки «цикла» – слону дробина. От слитых в стакан маминых духов только изжога и пустое жжение в полости рта. Пошел в душ. Одежда мерзко воняла. Разделся. Все тело в синяках и ссадинах. Длинные грязные ногти. Сбитые костяшки кулаков. Взглянул в зеркало. Заплывшие глаза с красными белками. Под правым кровоподтек. Содрана кожа на подбородке. Распухшее синее ухо. Помойка, поставленная пару дней назад мылом, свалялась в войлок. На груди и плечах царапины, расчесанные грязными ногтями, кое-где опухли и загноились. Вспомнил зачем-то бабушку с дедушкой, а потом еще и маму. Стало совсем тошно. От созерцания мерзкой, не моей рожи стошнило в раковину. Хоть какая-то помощь самому себе. Грустно усмехнулся.
– Ты кто такой?! – крикнул я в зеркало и плюнул рвотной слюной отражению в глаз.
Пять ведер холодной воды лишь ненадолго обманули клетки внешней оболочки, да кожа чуть повеселела, похудела от смытой грязи. Обошел квартиру, надеясь найти что-нибудь, что можно втюхать хачикам за бухло. Мебель ломаная, на немногочисленную старую бытовую технику табу. Шмотки мамы-учительницы? О господи, кому они нужны?! Хрусталь уже давно ушел в серванты горцев. Ну ничего нет! Увиденная в коридоре баррикада совсем отбила желание выходить из квартиры. Если б не было так тошно, то было бы смешно. Сходил в туалет. Онанизм помог лишь на несколько минут, а срать было нечем. Раздражал храп пьяного, не нужного здесь животного с хлопьями засохшей пены в уголках зловонного рта. Выглянул в окно. Солнце жарко обнимало спальный район. Дрожал и плавился асфальт. Оглядел двор. Возле белого жигуленка стоял козелок. Устало стоящий рядом мент что-то записывал в тетрадь. Вокруг жигуленка, нервно перебирая ногами и хватаясь за голову, бегал щуплый мужичок. Тупо наблюдая это действо, внезапно вспомнил все! Бля! Инстинктивно