Вейн. Инна Живетьева
Ничего сделать не может. Не из арбалета же им в стальное брюхо садить! Ладонь стала влажной от пота.
Иша милостивая!
Вертолеты уходили. Гул шлейфом тянулся за ними.
Дан с трудом разжал пальцы, выпуская крестик. Спасибо, пресветлая! Не забуду, самую дорогую свечу поставлю. Хочешь разноцветную, будет разноцветная.
– Как это, а? – громко спросил мальчишка. – Они же тут не могут, того… технология высокая.
Дан пошевелил лопатками. Взмок так, что рубаха к спине прилипла.
– А говорил, знаешь о проекциях.
Собственный голос показался хриплым, и вейн откашлялся.
– Так они – там? Не здесь? Нас не видели? А чего мы тогда… Или как? А?
– Там. И здесь.
– Но они же рухнуть должны были! Несовместимая технология! Часы маленькие, и то… А там электроники в тысячу раз больше!
– Спроси у наставников, – пожал плечами вейн.
Юрка смотрел, как щенок, только что осознавший: мир не ограничивается мамкиной конурой.
– Проекции – это не узел, – сказал Дан. – Это одновременно и тут, и там. Пока не засосало, законы и те, и другие. Наслаиваются. Хоть танковую колонну выводи.
С досадой поскреб щеку. Что ж так не везет, пресветлая! Надеялся хотя бы до вечера продержаться на дороге, но придется уходить в сторону.
Глава 2
Улица имела официальное название, старое, еще советских времен. То ли Краснокоммунская, то ли Краснокоммунарская. Местные говорили по-своему: Обводная. Она обхватывала город с запада, долго шла по краю промышленных районов и ближе к концу втягивалась в жилые кварталы. Там по одну ее сторону стояли панельные пятиэтажки, а по другую раскинулся частный сектор – Рабочий поселок.
В Рабочем поселке улицы были узкие, засыпанные щебнем. В палисадниках росла сирень, цвели у заборов жарки и одуванчики. По утрам и на закате проходило стадо коров, оставляя коричневые лепешки; в обед спешили на дойку старушки в аккуратных платочках. Паслись козы, скандально взмекивая на редкие машины. Шныряли по крышам коты. Ходили важные гуси и бестолковые куры. Бдительные хозяйки помечали птиц синькой: кто подкрасит грудки, кто – крылья, а кто проведет полосу на спине. Юрка как-то расписал своих акварельными красками. Курам процедура не понравилась, они истошно орали, и на шум прибежала бабушка. Пришлось тогда удирать через забор.
Днем улицы принадлежали мальчишкам, а к вечеру на лавочках у ворот собирались пенсионеры. Лузгали семечки, перекрикивались с соседями. Бабушка такие посиделки не жаловала. Но иногда калитку открывала старенькая Марья Ивановна и просила: «Маргарита Леонидовна, будь ласка». Бабушка снимала фартук, поправляла прическу – уложенные короной волосы – и выходила.
– Саммит на местном уровне, – говорил дед.
Бабушка отмахивалась:
– Иди в свою берлогу. Мне человека нетрудно уважить.
Берлогой назывался старый, еще прадедушкин кабинет, устроенный на чердаке. Подниматься к нему приходилось по узкой лестнице, то и дело задевая подвешенные к потолку березовые