Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин
Михайловский покончил жизнь самоубийством в состоянии несомненной душевной болезни, которой страдал он более двух лет.
Д-р мед. Ссылки Лука. 5.VIII-1929 г.»
Тут много вопросов.
И первый из них самый наивный: какое имел право хирург давать заключение как психиатр?
И кому оно понадобилось именно в день самоубийства Михайловского?
А Екатерина Сергеевна Михайловская, то бишь жена профессора, пошла петлять как заяц по первому снегу, то есть, то и дело менять свои показания, и таким образом завела следствие сперва в замешательство, а потом и в подозрение, что дело тут далеко нечистое.
А вот и так называлась побочная улика. Статья «Выстрел в мазанке» в газете туркестанских коммунистов «Узбекистанская правда».
В ней журналист Уреклян, в будущем под псевдонимом Эль-Регистан, ставший одним из авторов гимна Советского Союза, написал:
«Екатерина Сергеевна, советская студентка-медичка, как известно многим, целующая руку попам из Сергиевской церкви, убила мужа из религиозного фанатизма. Двигали ею и другие не менее гнусные цели. Странную поспешность проявила любящая и заботливая супруга, моментально перетащила после выстрела ценнейшую рукопись профессора (рукопись, за которую заграничные научные круги предлагали профессору огромную сумму денег) к себе домой, к маме Анне Максимилиановне».
Так все вернулось на круги своя.
Опять замаячила фигура Луки.
И не просто, как это было последнее время, в виде борца за гражданскую справедливость по отношению к церкви. А с чем-то более щепетильным.
Поэтому по холодку в октябре, а точнее, семнадцатого числа, В. Ф. Войно-Ясенецкий сидел уже перед следователем ГПУ Кочетовым.
Ну формальности можно опустить, а вопросы есть смысл оставить.
И первый из них:
– На каком основании вы дали разрешение на погребение самоубийцы?
Правда, мило? Вроде самоубийц надлежало бальзамировать и строить для каждого из них мавзолей.
Ну епископ, естественно, в первую очередь отвечает, что такого разрешения не давал, поскольку не имел на это права. А священники похоронили его сами на свой риск. А грех его в том, что по просьбе жены Михайловского он дал священникам записку, где удостоверил, что Михайловский был психически болен.
А какой изящный второй вопрос следователя:
– Считаете ли вы возможным отпевание по религиозным обрядам самоубийцы?
И Лука ответил, что считает устаревшими некоторые церковные каноны. В том числе и тот, что касается отпевания самоубийц.
Следующий вопрос уже ближе к сути, поскольку лукав по содержанию:
– Как можно расценить вашу записку, как написанную врачом или духовным лицом?
– Конечно как врачом.
Но епископ уже дрогнул. И стал объяснять, что не имел административных церковных прав.
Ну и, наконец, то, ради чего нужно поаплодировать следователю:
– Видите ли какое-нибудь противоречие между научными трудами Михайловского и христианской религией?
Тут надо ответ, естественно, привести не в изложении, а в подлиннике:
– Противоречий между этими понятиями